В ответ Эля вздохнула и поделилась планами, в которые эта прекрасная квартира встраивалась, как гвоздь в стул. Оказалось, что Элю давно приглашают в Штаты вместе с научными исследованиями, дают лабораторию и вообще… Но мама с тетей не могут примириться ни с одним разумным вариантом, обе слезно просят остаться с ними, потому что не могут оторваться от почвы и корней.
— Поэтому прикинь, — призналась Эля. — Как я могу любить этот милый уголок? Из-за этих апартаментов, будь они трижды неладны, я не могу взять старушек с собой, они не поедут. И бросить их одних — сама понимаешь! Я бы сменялась не только с тобой, я бы в барак переехала, если это их сдвинет из Москвы. Я еще приплачу.
— Я учту, найду тебе квартирных мошенников, — пообещала я. — Все устроят в лучшем виде. Сменяем на жуткую халупу, и старушки побегут в Штаты, как пара овечек.
— Да, слушай Катька, я долго сомневалась, но ты меня послушай, — после некоторой паузы Эля начала разговор на правах самой старой знакомой, но прервалась. — Еще вопрос, если не возражаешь. Ты кузена часом не сватать приводила?
— Ну и эта мысль брезжила, — созналась я без большой охоты, обычно к этому относятся с обидой. — А что?
— Если так, то могу выразить признательность, — сообщила Эля. — В целом не имею ничего против, у евреев это принято. И мама, и бабушка, обе выходили замуж по сватовству. Меня это не смущает, вернее, смущает, но отнюдь не это.
— Да, ты права, — я подхватила мысль Эли и не дослушала другую. — Во всяком случае ничуть не хуже, чем знакомство в очереди. Вот мои приятельницы, одна познакомилась с будущим мужем в очереди за пивом, другая — в очереди за селедкой.
Пиво и селедка в качестве способа сватовства насмешили нас надолго, и только за чаем, о котором Эля вовремя вспомнила, она приступила к основной теме собеседования. И очень скоро я выяснила, что новости, сообщенные Аллой — просто семечки. Такой тем днем выдался праздник информации.
Глава одиннадцатая (№ 11)
(в которой информация достигает апогея, а загадки чудовищно усложняются)
— Кроме пива и селедки есть еще кое-что, — заявила Эля. — Твой кузен Сергей ко мне приходил пару раз, но еще не сватался. Он человек робкого десятка, как ты заметила, но произвел впечатление. Скажи, Катюша, ты точно знаешь, что он действительно твой кузен? Документы видела?
— Э-э? — ответ просто застрял в горле, от Эли я не ожидала такой бдительности в лучших советских традициях. — Как это?
— Очень просто, я специально на дачу вчера ездила, — деловито доложила Эля. — Так вот мои старушки обе вспоминали и не смогли вспомнить, чтобы твой дед Феликс упоминал о своём брате, живущем на Урале. Не с ними, понятно, он толковал, но с моими дедом и бабкой таких разговоров никогда не было. Про заграничных братьев и сестёр — вагон и малая тележка, а из внутренних родичей упоминалась одна сестра Герта. Поэтому я спрашиваю, Сергей, он точно кузен, а часом не самозванец?
— Ну, если ты хочешь видеть семейные скелеты, то изволь, — таинственно доложила я. — Меня с Сергеем в Цюрихе свела его родная тетка Эрика, ко всему прочему изменница Родины. Она до сих пор прячется от СМЕРШа — поэтому её слово кое-что значит. Хотя ее документов я тоже не видела. Однако, Элечка, твоя бдительность…
— Это не бдительность, это впечатление, — возразила Эля. — Сейчас поделюсь. Мне показалось, что этот кузен Сергей излишне интересуется вашими наследственными делами, может быть, не совсем бескорыстно. По квартире бродил, как старьевщик, в углы совался, разговоры вел о правах собственности на вещи. Как будто имел эти самые права. Тебя это не настораживает?
— Ну, ведь это и его наследие отчасти, — попыталась выкрутиться я. — К тому же тетки в Цюрихе мне его поручили, и мы решили приникнуть к корням. Ну, с воспитанием у него, мягко скажем — имеются проблемы.
— Он уже приник, а я теперь в сомнении, стоило ли отдавать без тебя, — поделилась Эля. — Он рылся в книгах, как было оговорено, только пыль летела, я старалась держаться подальше. А на второй раз вытащил дальний ящик из-под самого низа, откопал там альбом со стихами — ну и сразу приник. Тряпку тут же спросил, тёр и дышал, как Гобсек какой-то, потом страницами шелестел.
— Чьи стихи-то? — я задала невнятный вопрос, пропустив знаменитого бальзаковского героя мимо ушей.
— Твоей двоюродной бабушки Кристины, на обложке обозначено, — пояснила Эля. — Она вела альбом. Вплоть до первой мировой баловалась поэзией.
— Сама стихи писала? — безмерно удивилась я. — На каком языке?
— Сейчас объясню доступно, — сжалилась Эля. — Твоя тетя Крисси частично преподавала в женской гимназии иностранные языки, а в свободное время увлекалась поэзией Серебряного века. Это в титуле обозначено, про классную даму Кристину Зибер с языковым уклоном. Ясно?
— Пока не совсем, — созналась я. — Но ты пробуй дальше, может быть…