Бледный силуэт Луны

До рождения Мики тогда оставалось примерно две недели, Миша осваивался со статусом мужа и будущего отца семейства, но не без труда. А я только приветствовала его деловые отлучки и общение с друзьями, потому что кроме предстоящего Мики, меня ничто не занимало.

И вот однажды, очень поздним вечером Миша позвонил и многословно объяснил, что он далеко от дома, не совсем в кондиции, и лучше ему не ехать так далеко. Я с легкостью согласилась провести ночь в одиночестве и легла спать. Миша явился через два дня и сообщил с раскаяньем, что мол, друзья напоили и задержали, он больше никогда себе не позволит. Могу поклясться, что я испытала одно лишь облегчение, хотя знала, что супруг задержался не у друзей, а на нашей площадке, у разведенной приятной девушки по имени Неля. Остальные соседи дружно доложили, по всей видимости, они думали сделать мне приятное.

Мне же было в высшей степени безразлично, меня в тот момент интересовал только грядущий Мика, а выяснение истины и отношений ему на пользу не пошли бы. Соседка Неля, правда, какое-то время выходила из дверей с опаской, наверное, ждала отмщения, но меня она занимала не более, чем домашнее консервирование. На досуге я иногда позволяла себе задуматься, отчего же так?

Потом, увы, пришла к более общей мысли, сообразила, что дело отнюдь не в Неле, а в том, что Мише в принципе безразлично, где ночевать и даже с кем. Он трепетно относился к женщинам в целом, но не особо разменивался на индивидуальные различия. Впрочем, я догадывалась и раньше, так что особо сетовать не приходилось. Хотя ко мне и к вскоре появившемуся Мике Миша-старший питал самые благородные чувства, насколько ему позволяли другие интересы.

Возвращаясь к нынешней реальности, я сказала «мерси» соседке Неле за утешение и перестала беспокоиться о Мишиных чувствах. Не важно, ездил он во Флоренцию либо нет, а так же вне зависисмости от того, посетил ли он вокзал в указанное время. Даже если ответить на оба вопроса утвердительно, то в нашем остылом брачном содружестве наметилась определенная динамика.

Утро и полдень тем временем миновали, я прекратила попытки возобновить ученые контакты с рукописью Сцинтии и Саши, все равно не получалось. Квартира тоже осталась на уровне развалин Карфагена, лишь венецианские обновки валялись тут и там, оживляя пейзаж. Единственное конструктивное действие я предприняла по чистой необходимости — убрала чемодан на антресоли, не ходить же вокруг него до конца сезона, не правда ли?

Сезон ознаменовался такой ужасной жарой, что выходить из дому было страшновато, возможность теплового удара прямо-таки пылала на фоне выцветшего неба. И я собиралась в гости к Эле Добровольской (хорошо, что удалось вспомнить о приглашении) — прямо как в романах из курортной жизни прошлого века: веер, кринолин, шляпка. Но как же без нее? Выбрала Ирочкин длинный сарафан, потому что к нему чрезвычайно подошла соломенная шляпка с лентой и бантом — тоже обновка из Венеции.

Только возле метро я вспомнила, что одно важное дело так и осталось в планах. Сколько раз я клялась позвонить Тамаре Игоревне Засеевой в органы правопорядка и сообщить о вечерней визитерше, но всю дорогу что-то отвлекало. Перед самым выходом это оказалась шляпка, я вертелась перед зеркалом и предавалась сомнениям: снимать головной убор в метро или ехать при нём? В результате забыла взять зонтик, несмотря на признаки близкой грозы.

— Ой, какая прелесть! — радостно приветствовала меня Эля. — Ты так и останешься в шляпке, или положишь на трюмо?

В голосе Эли наряду с восторгом звучало нежное ехидство. Гостьи в шляпке являлись к ней в дом не каждый день, а уж в таких! С соломенных полей капало, а бант обвис под тяжестью влаги. Промокнуть я не успела — слава Богу по пути нашелся подъезд с козырьком, прижавшись к нему, я переждала главный разгул стихий, спасла Иркин сарафан и частично шляпу. На нее налетели только мелкие брызги, а у сарафана слегка промок подол — опять зрелище вышло прямиком из прошлого века к радости Эли.

— Ты всегда придумаешь что-нибудь эдакое, — одобрительно заметила Эля. — А у меня фантазии не хватает.

Сама она была в летнем наряде в духе начала века, это был немыслимый балахон в крупных выцтветших розах. Эля призналась, что осуществляла стирку с уборкой в старом тётушкином халате, а к визиту подруги детства переодеться не потрудилась и просит ее извиненить.

В весьма скором времени я сидела у низкого столика в нашей бывшей комнате, любовалась знакомым видом на кирпичный брандмауэр, а Эля угощала меня редиской с дачи и проклинала свое жилище. Внутренняя арматура у нее, оказывается, не выдерживала критики, капитального ремонта не было со времен Гражданской войны, от этой стены зимой дует, а сейчас рядом стоять нельзя, не стена, а доменная печь!

— Давай меняться, — наскучивши жалобами, предложила я. — Только твоя квартира стоит вдвое дороже…