Блеск минувших дней

По-видимому, Совет Двенадцати признал их виновными в нападении на гражданина республики в самой Серессе. Кажется, на книготорговца. Они привезли письмо ее отцу от действующего герцога Серессы. Столь суровое наказание выглядело, как провокация со стороны Серессы, но могло быть и чем-то иным. Если стражники из Мачеры действительно напали на гражданина Серессы в ее пределах и потом признались в этом на допросе, то это они были провокаторами…

Чуть раньше в тот же день Адрии неожиданно пришло еще одно письмо, из Фиренты – города не из числа их союзников. Оно было от Елены, женщины, которая вылечила Адрию а потом Антенами Сарди: именно его человек и доставил это письмо.

Адрия прочла его, потом перечитала снова. Она все утро размышляла о разных вещах, но в основном об убийцах, отправленных к сыну портного, который теперь торгует книгами.

Затем она отправилась к отцу. Он, должно быть, был встревожен и сердит из-за двух своих людей. Но и Адрия была в таком же настроении, и она его не боялась, пусть все остальные боятся.

Ариманно, первый герцог Мачеры (первый, потому что заплатил поистине безумные деньги за этот титул, чтобы навсегда закрепить его за собой и своими наследниками) увидел свою младшую дочь, идущую к нему через сад этим весенним утром.

Он любил свой сад – островок порядка, отнятый у мирового хаоса. Он проводил здесь все свободное время, советуясь и давая указания тем, кого нанимал, чтобы они сажали, ухаживали и поддерживали порядок. Подобные беседы доставляли ему огромное удовольствие.

Герцог Ариманно любил многие вещи. Охоту, разумеется. Лошадей. Собак. Жареных фазанов и хорошее вино. Трюфели осенью. Крупных, щедрых женщин (его жена не была ни крупной, ни щедрой). Он был любителем чтения: читал на воздухе или под лампой и у очага по вечерам. Музыка гасила его тревоги, если музыканты были искусны. Фальшивые ноты его расстраивали, вызывали гнев. Он вообще быстро впадал в гнев, и часто от страха.

Герцог боялся многих вещей. По правде говоря, того, чего он боялся, было гораздо больше, чем того, что он любил. Его приводили в ужас большие кролики (однажды, когда он был маленьким, на него кинулся бешеный кролик; он запомнил крики, визг). Он не любил путешествовать, не любил гостиницы, замки и дворцы, принадлежащие другим. Не любил спать не в собственной постели. Он боялся эрегированных пенисов, кроме своего собственного. Его пугали затмения Божьего солнца. Их все боялись, но легенда семейства Риполи гласила, что дед Аримано умер во время одного из затмений, поэтому страх имел основание. Такие вещи много значили! Ариманно боялся быть отравленным, поэтому завел человека, который снимал пробу с его кушаний. Его пугали знамения и призраки. Он жил в ужасе перед тем, что будет с его душой, когда он умрет и предстанет перед судом Бога. Его пугала сестра Катерина, которая вышла замуж за Фолько д’Акорси, и собственная жена – тоже.

Герцог не ожидал, что будет бояться огня и силы младшей дочери, когда она вырастет. Вот и сейчас, глядя, как она приближается к нему – длинноногая, с высоко поднятой головой, – он убеждал себя, что не испытывает ни малейшей тревоги. Адрия была очень высокая, он каждый раз удивлялся ей заново, когда видел после некоторого перерыва. Не такая высокая, как он, однако она была его ребенком, хотя слишком уж упрямым; ее еще нужно было укрощать, как своенравную лошадку.

Он отвернулся от своих цветочных клумб, махнул рукой двум садовникам, чтобы они отошли подальше, и скрестил руки на груди, чтобы принять ее в солнечных лучах, готовым дать необходимый отпор.

– Клянусь кровью Божьей и всеми Блаженными Мученицами, отец, как ты посмел?!

Она остановилась прямо перед ним – слишком близко, чтобы он чувствовал себя спокойно. Герцог поборол невольное желание попятиться. Это выглядело бы неподобающе, и, кроме того, у него за спиной была клумба. К тому же Адрия говорила громко; ее могли услышать садовники.

– Следи за своим языком, дочь, – сказал он. – Помни, кто ты такая.

– Я – дочь глупого человека! – резко ответила Адрия, не понижая голоса. – Несмотря на то, что моя мать, несомненно, не глупа.

Герцога охватил гнев и обидное осознание (которое он испытывал с самого утра), что он, возможно, сделал большую ошибку и что именно это она имеет в виду.

– Следи за… – опять начал он.

– Не стану! – ответила Адрия.

Щеки ее горели, лицо выражало скорее энергию и решительность, чем любезность, но ей нельзя было отказать в… ну, в решительности. Она смотрела на него так, будто желала ему зла!

– Ты послал людей убить книготорговца? Книготорговца? Людей, которых смогли допросить и узнать, что они твои слуги?

Вот оно. Он попытался взглядом отпугнуть ее.

– Я очень разгневан тем, что Сересса сделала с нашими бедными людьми, – холодно произнес Аримано.

Его дочь рассмеялась.

– Если я чему-то научилась у Фолько, то готова держать пари, что в письме, которое ты только что получил, говорится, что их могли приговорить – и поделом! – к смерти и что все ограничилось увечьем лишь из уважения к тебе!