Блеск минувших дней

Можно было нанять лошадь в гостинице, но мне это не пришло в голову, пока я не отошел довольно далеко на юг. В любом случае мне требовалось время, чтобы подумать. Когда я оглядываюсь назад, эта ночная дорога кажется мне еще одним интервалом, разделившим мою жизнь на части до и после него.

Мое душевное состояние никак нельзя было назвать спокойным, но нужно было принимать решение. Думаю, в молодости у нас часто возникает чувство, что стоящий перед нами выбор навсегда определит нашу жизнь. Это может быть совсем не так, иногда до смешного, но не всегда.

Я считаю, все, произошедшее после, доказало, что мое предчувствие в ту ночь было правильным, даже если мы согласимся, что никому не известно, что произошло бы, поверни мы на север или на восток, а не на юг, на одном из перекрестков дорог.

Когда я подошел к дому Монтиколы, дверь охраняли два его солдата; я знал, что вокруг дома стоят и другие. Это была демонстрация силы, а не только реальная защита от грозящей опасности. Люди боялись этого человека, и он находился здесь для того, чтобы заключить возможный контракт с Бискио. Он мог стать их защитником в следующем году, если Фирента направит сюда армию. Армию Фолько, разумеется.

Несмотря на многочисленные раздумья и усталость, мне пришло в голову, что Монтикола может взяться за дело именно поэтому. Из-за долгой вражды, которая разыгрывалась на сцене, предоставленной более богатыми городами и оплаченной ими. Батиара до сих пор так живет. К проблемам высокой политики и власти добавляется – или им противодействует – личная ненависть (или любовь). Кто знает, что из упомянутого выше играет ведущую роль в этом мрачном танце?

Я не знал тогда и сейчас не знаю. Стражники кивнули мне, один отпустил грубую шутку, сопроводив ее соответствующим жестом. Ясно, что они подумали о том, где я был; большинство их товарищей в ту ночь отправились в бордели и тратили там деньги перед тем, как вернуться домой, в Ремиджио. Те, кто стоял на страже, вытянули короткую соломинку или неудачно бросили кости и заняли свой пост, оставшись трезвыми в эту бурную ночь.

Я чувствовал страх, когда вошел в дом. Я думал о своих родителях, о Серессе, о жизни, для которой, как мне казалось, был рожден. И вот я здесь, связался с Монтиколой и Акорси. Фолько просил меня шпионить для него. Адрия в тот момент смотрела на нас обоих. Я был сыном портного, которому повезло, – он получил в подарок образование. Но что это означает? Как можно сделать так, чтобы это что-то означало?

Не время было все это взвешивать. Я действительно очень устал – выдался невероятный день, и к тому же я прошел пешком очень большое расстояние. Неужели скачки состоялись только сегодня утром? Я собирался подняться к себе и немедленно лечь спать, а о своей жизни подумать, когда проснусь.

Часто мы делаем совсем не то, что собирались. Мы не всегда ее контролируем, нашу жизнь. В первой гостиной слева от лестницы расположился Монтикола ди Ремиджио, дверь была открыта. Он сидел в кресле новейшего фасона – мягком, с высокой спинкой, – вытянув и скрестив в щиколотках ноги в сапогах, и смотрел на меня; рядом с ним стояла чаша вина. Можно было подумать, он меня ждал, хотя я знал, что это не так.

Рядом с ним стояла Джиневра делла Валле в темно-синем халате с бледно-зелеными рукавами. Никаких украшений дома в ночное время.

– Данино! Вот и вы наконец-то! – воскликнул он радостно, назвав меня мальчишеским именем.

Сразу же стало ясно, что он нетрезв. Мне показалось, что я вижу в глазах Джиневры предостережение, но я понятия не имел, как себя вести.

– Мой господин, – сказал я, остановившись в дверях и кланяясь им обоим.

– Где вы были? – спросил он. Возможно, это был просто дружеский, не имеющий особого значения вопрос.

Мне удалось улыбнуться.

– Бродил по городу. Мне не хочется больше ничего говорить при госпоже…

– Она не невинная девушка, – сказал он. – Эта шлюха доставила тебе удовольствие?

– Теобальдо, – произнесла Джиневра, – пусть я и не невинная девушка, но у меня есть свои предпочтения в такого рода разговорах.

– В самом деле? – спросил он с коротким смешком. – Поделишься ими с нашим другом?

– Нет, – ответила она. – Не стану. Я удаляюсь на покой. И тебе следует поступить так же. Пойдешь со мной?

– Пока нет, – сказал Монтикола. Он смотрел на меня, не на нее. – Мы уезжаем утром, я закончил здесь свои дела. Наш юный Данино еще должен мне сказать, принимает ли он мое предложение насчет работы. Итак, юный Данино, принимаете? Будете учить моих сыновей? Сыновей этой госпожи? Я даже думаю, может быть, это и ее предпочтение.

Она не двигалась. Стояла неподвижно, опустив руки и тоже теперь смотрела на меня.

Я никогда не видел Монтиколу таким и остро почувствовал опасность. Да и как было ее не почувствовать?

Я ему отказал. До этого момента сам не знал, что откажу; шел обратно под двумя лунами, не зная этого.

– Мой господин, – сказал я, – я и сам еще ученик, познающий мир Джада. Я не учитель и не могу быть подходящим наставником для сыновей аристократа. Я этого недостоин. Я… я собираюсь плыть в Сарантий, господин.