Блеск оправы

Шон выпрямился, оставив безуспешные попытки растянуть башмаки, и выглянул в окно. Старый дуб, огромный и необъятный, раскинул массивные, похожие на змей ветви почти до самой земли. Причудливой формы дупло напоминало слегка изогнутый в улыбке рот, а выцарапанные над ним глаза глядели на Шона грустно и обреченно. Мордастик был стар, оттого и так печален. Шон вздохнул и махнул другу рукой. Мордастик не ответил.

Мальчик простоял у окна еще немного, наблюдая за беззвучной жизнью на улице, и даже немного отвлекся от неудобной обуви. Среди послушников в белом облачении, которые только вернулись с утренней службы, Шон сразу заметил приближающихся в обычной рабочей форме мужчин. Мальчик не разглядел, что они несли в руках, но заинтересованно проследил, куда направляются. Если свернут направо, значит, точно идут к часовне, решил Шон. Недавно его и самого отправляли туда для помощи, поэтому мальчик надеялся узнать среди незнакомцев своих наставников. Но мужчины не свернули направо: остановились у Мордастика и сложили на землю инструменты.

Затаив дыхание, Шон следил за тем, что они станут делать дальше, и когда понял, что слухи правдивы и старый дуб действительно хотят спилить, волосы у него встали дыбом. Под Мордастиком он похоронил свою первую жертву, там же собирался запрятать и вторую. И если пень выкорчуют, все пропало. Они найдут ее и о том, что он сделал, узнают все!

Не обращая внимания на пульсирующую боль, Шон как безумный сбежал с лестницы и вышел на улицу. Лицо горело, а особенно горячими казались уши. В нерешительности остановившись на полпути к Мордастику, Шон ошарашено смотрел на происходящее и не понимал, что ему делать.

– Простите, а что с дубом? – вопрос, больший похожий на писк, вырвался непроизвольно, и проходящий рядом послушник – высокий и худощавый – остановился и тоже взглянул на Мордастика.

Шон почувствовал, как кровь отлила от лица, когда рабочие подошли к старому дереву и взглянули на корни.

– Какой любопытный, – цокнул стоящий рядом мужчина: теперь все его внимание переключилось на Шона. – А ты почему не работаешь? Где твой паха, сынок?

Шон мотнул головой, будто это могло ответить на вопрос послушника, поклонился и со всех ног бросился бежать. Его сегодняшний паха – наставник – конюх, и опоздание к нему могло вылиться в серьезное наказание. А все из-за Мордастика, кукол и тех мужчин, которые решили спилить дуб именно сейчас.

Пробегая мимо старого приятеля, Шон не улыбнулся Мордастику, как раньше, а хмуро и разочарованно покосился на него. Если бы он только знал, чем все закончится, ни за что не стал бы хоронить своих жертв под деревом. А ведь Мордастик сам подал ему эту идею. В одно из наказаний Шон и остальные сбежавшие с вечерней службы ребята должны были перекопать землю у старого дуба. Но не лопатами, а короткими палками, у которых на конце была изогнутая металлическая пластина, напоминающая огромный коготь. Ночью, когда все ушли, мальчик пробрался к дереву, быстро отрыл яму у самого подножия и сунул в нее изуродованную куклу. С того дня Шон спал спокойно, а оказалось, что Мордастик выдал его тайну.

Шон сбавил шаг, когда почувствовал, что запыхался, и снял с себя накидку. Сложив ее, мальчик прищурился и взглянул на небо: сегодня намного теплее, чем вчера. И зачем он только потащил с собой верхнюю одежду?

Настроение окончательно испортилось. Шон вспомнил и о неудобной обуви, и о том, что так и не зашел к Старому Жуку, а его башмаки отправились на помойку. Грустно вздохнув, мальчик зажмурился и задрал голову вверх, подставляя лицо под теплые лучи. Солнце согрело его, Шон на секунду даже подумал, что по-настоящему обняло, и на глаза навернулись слезы.

Раньше, когда Шон еще жил в Апсаре, ему казалось, что он очень одинок. И только перебравшись в Велибриум, мальчик понял, что значит по-настоящему быть одиноким и каково это, когда до тебя никому нет дела. Подружиться со сверстниками он не смог, да и после того, как его осмеяли за странный говор, к Шону одно за другим стали липнуть обидные прозвища. Ну и кто станет дружить с таким неудачником? Шон даже кукол этих мучил только для того, чтобы ровесники приняли его. А оно вот как обернулось. Мальчик уронил лицо в ладони и глухо замычал, сдерживая крик.

Что бы он ни делал, как бы ни старался, для всех он так и останется никем. Редко кто из послушников будет звать его по имени, и в конечном итоге Шон и сам забудет, как его зовут. Смахнув с глаз выступившие слезы, мальчик шмыгнул носом и вновь ускорил шаг. Отец учил его не плакать по пустякам, но, вспомнив о родителях, Шон не сдержался. Если бы он только знал, что без них будет так плохо, ни за что не уехал бы из родной деревни.

На подходе к конюшне мальчик остановился, чтобы отдышаться и привести себя в порядок: он вытер нос, заправил выбившуюся рубашку и закатал рукава. Надеясь, что никто не обратит внимания на его припухшие глаза, Шон прошел через узкий дворик и заглянул в конюшню.