Блестящий шанс. Охота обреченного волка. Блондинка в бегах

— Хрен бы взял эти газеты. Я уж куда только не совался — и никаких зацепок. Меня, ты знаешь, никогда нельзя было заподозрить в жестоких методах ведения допроса, но сейчас мне ох как хочется познакомить Бокьо с резиновой палкой. Уж больно он самоуверенно держится. Даже с его железным алиби ему следовало бы вести себя потише и не делать широковещательных заявлений вроде того, как он оскорблен из-за того, что на него всех собак вешают…

— Бокьо все еще во Флориде?

— Ну да. А под каким соусом мы можем его сюда вернуть? Помимо всего прочего, тут вот еще какая закавыка. Всегда ведь бывает какая-то основная версия, сильная версия — даже если в конечном итоге она лопается. Но в этом деле вообще ничего нет — полная пустота. Я уж всех обработал, кто хоть что-то знает. И отдел убийств тоже потрудился. Никто ничего не знает.

— Я бы все же вызвал Бокьо — поговорил с ним.

— А о чем я с ним поговорю — о том, чтобы ему неплохо глотку заткнуть? Он и так знает, что у нас ничего нет. Ну, приведем мы его сюда, допросим, а через минуту отпустим и выставим себя полными дураками. Этот коротышка даже предложил сам приехать в Нью-Йорк и дать показания, если мы его об этом попросим!

— Эти макаронники те еще прохвосты!

Билл перестал мерить кабинет, остановился передо мной и печально покачал головой.

— Марти, иногда я думаю: ну как это тебе удавалось распутывать трудные дела с таким-то примитивным мышлением? Хочешь верь, хочешь нет, но Бокьо не итальянец.

— С таким-то паяльником? А я всегда считал его итальяшкой.

— Его настоящая фамилия Бох — только не говори мне, что все немцы те еще прохвосты. Он с раннего детства воспитывался в итальянской семье. Оттуда у него и этот его акцент. Приемные родители изменили его фамилию на итальянский манер, и он давно уже официально стал Бокьо. Он женат на итальянке и себя считает итальянцем…

Я чихнул. От моего громоподобного чиха, который сотряс все мое тело, стены в кабинете Билла тоже, похоже, содрогнулись. Он отпрыгнул и провел ладонью по лицу.

— Ах ты, свинья! Я же тебе сказал: у меня дочка болеет. Почему ты рот не закрываешь?

Но я уже направился к двери.

— Скажи спасибо этому чиху. Он встряхнул мне мозги, и теперь, глядишь, дело Андерсона сдвинется с места.

Длинное лицо Билла приобрело сострадательно-сердобольное выражение, когда он тронул меня за локоть.

— Марти, почему бы тебе не сходить к врачу?

— Я уже ходил. Веди себя хорошо, и, возможно, я доставлю тебе убийцу Забияки Андерсона на серебряном подносе, — с этими словами я вышел из кабинета.

В стародавние времена, когда у меня в безнадежно застопорившемся расследовании вдруг появлялся просвет, я впадал в состояние, очень похожее на опьянение, — то же ощущение душевного подъема и необузданного веселья. А теперь я только недоумевал, почему в запутанном расследовании какая-нибудь крохотная мелочь всегда становится непреодолимым препятствием и сбивает с толку самого ушлого следователя.

Доказательств у меня еще не было, но по тому, как отдельные детали вдруг начали складываться в связную картину, я понял, где искать недостающее звено. Главный секрет сыскной работы заключается в том, что надо проверять и перепроверять каждый фактик, а Билл вот пару фактиков проморгал, как и я, впрочем. Ну и еще, конечно, требуется удача — мне же вот повезло, когда во время нашего с Биллом разговора он нес какую-то бодягу и вдруг брякнул самое главное, даже не подозревая об этом, и сразу прочистил мне мозги.

Я потратил пару десятицентовиков в телефонной будке и снова связался со своим знакомым из Управления иммиграции. Он обещал проверить и перезвонить мне в «Гровер» после обеда.

У меня в запасе оставалось несколько часов, и поскольку в списке «последних» вещей это также имело место, я поехал на такси в Бэттери и паромом добрался до Стейтен-Айленда, совершив самую дешевую и самую интересную турпоездку по стране.

На Стейтен-Айленде я зашел в итальянский ресторанчик и заказал пиццу и пару пива. В ресторанчике находилось около десятка посетителей, и я невольно подумал, нет ли среди них моего хвоста. Но это уже не имело большого значения: рыба клюнула и вылезет на поверхность, как только я потяну леску.

В «Гровер» я вернулся около часа, и Лоусон сказал мне:

— Вам бы лучше побыть на месте и заняться своими делами, мистер Бонд. Вам постоянно звонит доктор Дюпре. И еще сюда заходила необычайно интересная женщина, вот оставила вам номер телефона и просила позвонить. Она назвалась вашей бывшей женой.

Я скомкал записку Фло и запихнул в карман.

— Что значит «назвалась»?

— Как такая роскошная женщина могла связать свою судьбу с вами — это выше моего понимания.

— Твоего что? Слушай, лапуля, ты только не суетись, все равно ты никогда не сможешь подойти на пушечный выстрел к такой женщине, как Фло, но даже если бы тебе это удалось, ты бы все равно не знал, что с ней делать. Я жду звонка из города — переключи его сразу ко мне в номер.

— Мистер Кинг у себя.

— А мне-то что за дело!