Блестящий шанс. Охота обреченного волка. Блондинка в бегах

— Но их сейчас нет. Да, я-то понимаю, но то, что я понимаю, ты не понимаешь! — Произнеся эту чушь, я вдруг подумал, что просто боюсь сказать то, что думаю. — Дорогая, если я устроюсь на почту сегодня же, ты выйдешь за меня замуж и переедешь ко мне?

— Туи, что на тебя нашло? Ну зачем, скажи мне, нам жить там у тебя?

— Сивилла, я сейчас немного не в себе, правда, но… Господи, да у нас просто разные жизненные стандарты, да и всегда были, наверное, разные. Ты вот хочешь замуж за меня не потому, что я это я, а потому, что я вдруг могу удвоить твой доход. Я символизирую возможность удвоить доход, получить новую квартиру, новую машину — я же прекрасно вижу, что это самый обыкновенный гарлемский финт ушами, попытка создать видимость нового общественного положения, что выглядит куда глупее, чем этот зоопарк на Парк-авеню. Ты же…

— Туи, я не понимаю, о чем ты. Ты поспи, а потом приезжай после обеда, и мы обо всем переговорим.

— У меня сегодня после обеда есть одна работа, а потом я уезжаю в Огайо, чтобы забрать там свою машину. Давай сейчас поговорим, пока я могу это тебе сказать. Мне бы не хотелось говорить о любви языком девчонки-школьницы, но с другой стороны… Может быть, я смогу вот как это сформулировать: ты раньше не хотела выходить за меня, потому что боялась, что тебе придется какое-то время меня содержать. Но я ведь тоже не сидел без дела, не просиживал задницу, я же пытался найти себе применение. А вот тебе всегда хотелось ухватить верняк. Я не очень ясно выражаюсь?

— Не очень. Это точно. Я не пойму, что с тобой происходит, Туи. Что же касается того, хочу ли я содержать мужчину, то однажды я уже это попробовала…

— Вот-вот, и я о том же. Только я толкую тебе не о каком-то мужчине, не о какой-то там жизненной ситуации, я говорю про нас с тобой.

— Уж не знаю, что ты пытаешься мне объяснить, но я тебя не понимаю. Ну вот, я потеряла дневной заработок, сидела тут как дура, ждала тебя, а теперь ты отказываешься приходить и заводишь какой-то глупейший разговор!

— Ничего не глупейший. Я думал об этом последние два дня. Пойми, высшей целью брака не может быть новая квартира, или новая машина, или…

— Ты что, совсем свихнулся? Да какая, к черту, «любовь»? Что с тобой произошло, друг мой?

Произошло со мной то, что я не мог собраться с духом и сказать ей правду. Я все пытался придумать нужные слова, а ничего лучше не придумывалось, кроме строчки из песни: «Ты всегда причиняешь любимому боль…» Но я не любил Сивиллу, и она тоже никогда меня не любила. Потом я вспомнил, как она мне сказала, что, если мужчина не может найти себя в жизни, он находит ее. Это точно. Я вот себя нашел, а ее…

— Туи! Ты слышишь, что я говорю?

— Да, слышу. Послушай, я не могу тебе сказать, чего я хочу. Я хочу… мм… я вышлю тебе чек сегодня же.

— Уж пожалуйста! Когда придешь в себя, когда вернешься из своего Огайо, может быть, я разрешу тебе прийти навестить меня, и тогда мы обо всем поговорим, только успокойся немного.

— Сивилла, я хочу, чтобы мы оставались друзьями — всегда, но вряд ли мы когда-нибудь будем о чем-то еще говорить…

— Тебе вся эта шумиха ударила в голову. Вот что, вышли мне мои деньги и до свидания!

Она бросила трубку, а я растянулся на кровати. Я знал, как бы это можно было ей сказать: мол, я даю тебе от ворот поворот, потому что я наконец так решил. Но как сказать ей, что я решился на это вовсе не из денежных соображений, как выразилась бы Кей, а из моральных. С целью обретения душевного спокойствия?

Впрочем, я слишком устал, чтобы раздумывать об этом. Мне было тошно, но не слишком. Ведь я все хотел сказать ей о том, что наконец понял в последние шесть-семь часов… Что когда я отправлюсь на своем «ягуаре» из Бингстона в Нью-Йорк, рядом со мной будет кое-кто сидеть… Хотелось бы надеяться.

Охота обреченного волка

Глава 1

Мало того, что я паршиво себя чувствовал, так еще был один из тех душных летних вечеров в Нью-Йорке, когда кажется, что с каждым вдохом-выдохом ты таешь, как снежная баба под весенним солнцем. Я лежал в кровати в своем номере на первом этаже — мое окно выходило на стену соседнего дома — и обливался потом.

Это нью-йоркское лето было не слишком знойным — до последних нескольких дней. Уткнувшись взглядом в облупившийся потолок, я мечтал о том, чтобы администрация заведения «Гровера» (дом 52 по Гровер-стрит) установила бы в номерах кондиционеры. И еще немножко мечтал о том, чтобы стать частным охранником в отеле классом повыше. Хотя нет, вру, об этом я не мечтал — в «Гровере» у меня было довольно сносное положение. С моей полицейской пенсией, а также карманными деньгами, которые администрация отеля почему-то упорно называла жалованьем, да плюс еще левые заработки, я умудрялся заколачивать в нашем клоповнике больше двухсот долларов в неделю — и все это, разумеется, без ведома налоговой инспекции.