Блез Паскаль. Творческая биография. Паскаль и русская культура

В другой своей статье “О необходимости и возможности новых начал философии” Киреевский размышляет о “положительной философии”, которая не разделяла бы, а, напротив, соединяла истины веры и сердца с истинами рационального знания и интеллекта. Начатки подобной философии он видит именно в обозначенных выше особенностях мышления обитателей Пор-Рояля, которые сосредоточивались на своей внутренней жизни и в ее глубине искали живой связи между верой и разумом, основываясь на христианском любомудрии древних Отцов Церкви. Краеугольное значение при этом Киреевский придает идеям Паскаля: “Мысли Паскаля могли быть плодотворным дарованием этой новой для Запада философии. Его неоконченное сочинение не только открывало новые основания для разумения нравственного порядка мира, для сознания живого отношения между божественным промыслом и человеческой свободою, но еще заключало в себе глубокомысленные наведения на другой способ мышления, отличающийся равно от римско-схоластического и от рационально-философского”.

По убеждению Киреевского, активное внедрение в жизнь и философию достижений паскалевской мысли, упрочивавшей живую связь между верой и разумом и соблюдавшей спасительную иерархию между “божественным” и “человеческим”, могло бы не только спасти Францию от демонического “хохота Вольтера”, но и включить ее в подлинное жизнестроительство на основании “другого мышления”. Однако Франция пошла не за Паскалем, не по пути созидания “положительной философии”, а за Вольтером, по пути антропоцентрической гордыни и самоутверждения, нарушающих упомянутую иерархию и отрывающих веру от разума, который через внутреннюю самодостаточность и саморазвитие неизбежно приходит к антропоцентризму и нигилизму.

Принципы возможной “положительной философии”, в которой Паскаль должен занять одно из главных мест, Киреевский формулирует на фоне реального негативного развития современной ему жизни и мысли. Он показывает, что царящие в мире революционные принципы общественного развития “прежний вид злоустройства” уничтожают “новым вредом разрушения”, что “ковчеги спасения” ищутся либо в “надзвездных построениях утопий”, либо в “земных расчетах промышленности”. В результате общего хода вещей высшие духовные цели растворяются в корыстных задачах, формируется “промышленное направление умов” в атмосфере “полускотского равнодушия ко всему, что выше чувственных интересов и торговых расчетов”. С известной долей фатализма Киреевский приходил к неутешительному выводу: “Одно осталось серьезно для человека – это промышленность, ибо для него уцелела одна действительность бытия: его физическая личность. Промышленность управляет миром без веры и поэзии. Она в наше время соединяет и разделяет людей; она определяет отечество, она обозначает сословия, она лежит в основании государственных устройств, она движет нравы, дает направление наукам, характер – образованности; ей поклоняются, ей строят храмы, она действительное божество, в которое верят нелицемерно и которому повинуются. Бескорыстная деятельность сделалась невероятною: она принимает такое значение в мире современном, как во времена Сервантеса получила деятельность рыцарская”.

По наблюдению Киреевского, проза меркантильных отношений вырабатывает презрение ко всякому мышлению, не ведущему к той или иной выгоде, подавляет духовные источники жизни, превращает наслаждение разнообразным комфортом в последнюю религию. Вслед за Паскалем он обнаруживает что интеллектуальные свершения, успехи в производстве, науке и технике практически не связать с подлинным прогрессом, то есть с преодолением несовершенства внутреннего мира человека, с развитием духовных и нравственных качеств, делающих его чище, добрее, светлее. Более того, он приходит к выводу, что научная деятельность, лишенная глубоких традиций в основании и высших идеалов в перспективе, превратилась не только в служанку низших эгоистических целей, но и подспудно уводила от подлинного прогресса, развивала в людях гордыню, жажду первенства, зависть, гедонизм и т. п.

Чтобы предотвратить неизбежную в подобной атмосфере катастрофу, всякая деятельность, а научная особенно, как считал он, должна вобрать в себя утраченные христианские ценности и создать на их основе “другое мышление” с “новыми началами”, в состав которых вошла бы и философия Паскаля. По мнению Киреевского, звучащему и сегодня еще более актуально, чем ранее, только преображение сознания ученого “силою извещающейся в нем истины”, сохраняющейся в веках, несмотря на все испытания, способно направить в благотворное русло “оторвавшуюся от неба” рационально-опытную науку.