“Разноцветная душа” Розанова, как ее определил М. Горький, наиболее полно и ярко выразилась в своеобразных “исповедальных” и “экзистенциальных” произведениях (“Уединенное”, “Опавшие листья”, “Мимолетное”, “Смертное”, “Из последних листьев”, “Перед Сахарной”, “Сахарна”, “После Сахарны”), в которых демонстрируются богатые возможности асистематического мышления и формируется новый литературный жанр. Одновременно с этим в многоплановых и разноречивых дневниковых записях (“почти на праве рукописи”). Автор разрабатывает философский метод фиксирования “мыслей врасплох”. Вот как сам Розанов выразительно и образно описывает процесс их создания: “Шумит вечер в полночь и несет листы… Так и жизнь в быстротечном времени срывает с души нашей восклицания, вздохи, полумысли, получувства… Которые, будучи звуковыми обрывками, имеют ту значительность, что “сошли” прямо с души, без переработки, без цели, без преднамерения – без всего постороннего… Просто – “душа живет”… то есть “жила”, “дохнула”… С давнего времени мне эти “нечаянные восклицания” почему-то нравились. Собственно, они текут в нас непрерывно, но их не успеваешь (нет бумаги под рукой) заносить, – и они умирают. Потом ни за что не припомнишь. Однако кое-что я успевал заносить на бумагу. Записанное все накапливалось. И вот я решил эти опавшие листы собрать”.
В срывавшихся с души Розанова “вздохах” и “полумыслях”, в их неожиданных поворотах и наклонениях содержалось немалое количество по видимости простых, а на самом деле сложнейших вопросов, решение которых останется насущным всегда и продумывание которых “до конца” было бы заслугой любого мыслителя. Приведем лишь несколько подобных вопрошаний и утверждений:
“Читал о страдальческой, ужасной жизни Гл. Успенского… Он был
Либерал красивее издает “Войну и мир”. Но либерал никогда не напишет “Войны и мира”: и здесь его граница. Либерал “к услугам”, но не душа. Душа – именно не либерал, а энтузиазм, вера. Душа – безумие, огонь. Душа – воин: а ходит пусть он “в сапогах”, сшитых либералом. На либерализм мы должны оглядываться и придерживать его под рукою как носовой платок. Платок, конечно, нужен: но кто же на него “Богу молится”. “Не любуемая” вещь – он и лежит в заднем кармане, и обладатель не смотрит на него. Так и на либерализм не надо никогда смотреть (сосредоточиваться), но столь же ошибочно (“трет плечо”) было бы не допускать его…
Нет сомнения, что глубокий фундамент всего теперь происходящего заключается в том, что в европейском (всем, – и в том числе русском) человечестве образовались колоссальные пустоты от былого христианства; и в эти пустоты проваливается все: троны, классы, сословия, труд, богатства. Все гибнут, все гибнет. Но все это проваливается в пустоту души, которая лишилась древнего содержания.
Русский болтун везде болтается. “Русский болтун” еще не учтенная политическая сила. Между тем она главная в родной истории. С ней ничего не могут поделать, – и никто не может. Он начинает революцию и замышляет реакцию. Он созывает рабочих, послал в первую Думу кадетов. Вдруг Россия оказалась не церковной, не царской, не крестьянской, – и не выпивочной, не ухарской: а в белых перчатках и с книжкой “Вестника Европы” под мышкой. Это необыкновенное и почти вселенское чудо совершил русский болтун. Русь молчалива и застенчива, и говорить почти что не умеет: на этом просторе и разгулялся русский болтун.
С лязгом, скрипом, визгом опускается над Русскою Историею железный занавес. – Представление кончилось. Публика встала. – Пора одевать шубы и возвращаться домой. Оглянулись. Но ни шуб, ни домов не оказалось… Как все произошло. Россию подменили. Вставили на ее место другую свечку. И она горит чужим пламенем, чужим огнем, светится не русским светом и по-русски не согревает комнаты… Дана нам красота невиданная. И богатство неслыханное. Это – Россия. Но глупые дети все растратили. Это – русские.
Друзья мои: разве вы не знаете, что любовь не умирает. А славянофильство есть просто любовь русского к России. И она бессмертна. Назовите ее “глупою” – она бессмертна. Назовите ее “пошлою” – она бессмертна. Назовите ее “гадкою”, “скабрезною”, отрицающую просвещение” и ваш “прогресс”, – и она все-таки не умрет. Она будет потихоньку плакать и закроет лицо от ваших плевков – и будет жить. Пока небо откроется. Пока земля станет небом…