Блик

Дверь кареты распахивается, и я, прищурившись, смотрю на Рипа, фигуру которого освещает сумеречный свет.

Сегодня он без доспехов, края кожаной куртки покрылись инеем, черные волосы взъерошены ветром, шипы спрятаны.

– Тебе больно, когда ты их прячешь? – выпаливаю я.

Рип опускает взгляд на руку, на которую я смотрю, словно он удивлен, что шипы не снаружи. Или, может, удивлен тому, что я про них спросила.

– Нет.

– Хм. – Я облизываю пересохшие губы и глотаю ком, подступивший к горлу от приступа боли, а потом вспоминаю, о чем я в действительности хотела поговорить с командиром. Задираю голову, поняв, что немного сгорбилась. – Я хочу знать, где стражники Мидаса.

– Правда? – хрипло спрашивает он, прислонившись плечом к дверному косяку. – Ну а я хотел бы узнать, кто был тебе самым близким другом в Шестом королевстве.

Я смотрю на него. Из-за болезни глаза жжет, и я соображаю медленнее обычного. А когда его слова укладываются в голове, я все равно остаюсь в недоумении.

– Почему ты всегда задаешь мне такие странные вопросы? Для чего тебе это нужно? – Мой тон растерянный и колкий.

– Это наложницы, к которым ты ходила?

Так он знает, что я их навещала. Наверное, не стоит этому удивляться, но все же я потрясена, что он не вмешивался.

Наклонив голову, я фыркаю и пальцами тру горящие глаза.

– О да. Они меня обожают. Мы заплетаем друг другу косы, обмениваясь рассказами о том, какой Мидас в постели.

Великие боги, неужто я так сказала? Да, похоже, мне хуже, чем я думала.

Слышу хриплый смешок.

– Занятно.

Я опускаю руку. Даже в тусклом свете от скребущих по черепу когтей глазам больно.

– Что занятного?

– Занятно, что ты пытаешься навещать их каждую ночь, но не считаешь их подругами. Заставляет задуматься почему.

Я свирепею, внезапно жалея, что мы не смогли прожить и четвертый день без общения. Наверное, мне просто не везет.

– Ты всю ночь будешь держать меня взаперти в этой карете, или я могу выйти? Я устала.

Рип наклоняет голову набок, и короткие шипы вдоль линии бровей становятся заметнее.

– Устала? Обычно ты рвешься поесть или навестить наложниц.

– Да, но, как ты уже заметил, они мне не подруги, так что сегодня я просто хочу отдохнуть перед отправлением в путь, – огрызаюсь я.

От этого мужчины голова болит еще сильнее.

Он щурит черные глаза, внимательно оглядывая меня с головы до ног.

– Ты заболела?

– Я здорова. А теперь, если не возражаешь… – Я многозначительно смотрю на дверной проем, который он загораживает.

Удивляюсь, когда он делает шаг в сторону, чтобы меня выпустить. Сумерки еще одерживают победу над ночью, держатся последние лучи быстро тускнеющего света. Я делаю глубокий вдох. От свежего воздуха становится намного лучше после целого дня, проведенного в затхлой карете.

Зубы начинают стучать, и я обхватываю себя руками, как щитом, пытаясь сдержать дрожь, стараясь создать слой брони против этого мужчины. Рядом с ним я чувствую, как он снимает с меня слой за слоем, чтобы увидеть то, что я предпочитаю прятать. И сейчас я не в том состоянии, чтобы дать ему отпор, конкурировать с его воинственными методами.

К счастью, палатка уже установлена, собрана прямо возле кареты. Я хочу рухнуть на паллет под груду меха и не вставать, пока не перестанет пульсировать в голове.

Делаю шаг к палатке, но перед глазами все вдруг расплывается, боль пронизывает лоб. Я крепко зажмуриваюсь и спотыкаюсь, чувствуя, что ноги буквально превратились в студень.

Рип молниеносно протягивает руку и хватает меня за локоть. Своей хваткой он удерживает меня, приковывает к месту. Головокружение тут же проходит, словно его прикосновение – цепь якоря, который, как мне почудилось, оторвался. Я покачиваюсь, как лодка на воде, а эта якорная хватка придает мне устойчивости, удерживает в вертикальном положении.

Секунду спустя я осознаю свою ошибку – как я зависима от его рук. Резко вытаращив глаза, я поворачиваюсь и вырываюсь из его хватки.

– Не трогай меня! – возмущаюсь я и дико озираюсь, сердце чуть не выпрыгивает из груди, пока я смотрю в небо.

Голова снова начинает кружиться, но я поднимаю перед собой руки, чтобы отогнать Рипа.

Взгляд его становится суровым, как чернильная сталь, из рукавов и спины торчат шипы. Кажется, будто они дышат, острая дуга расширяется, как ребра.

Он смотрит на меня.

– Ты едва на ногах держишься. Ты больна.

– Я же сказала, что здорова.

Рип шагает вперед, вторгаясь в мое личное пространство и вынуждая меня запрокинуть голову.

– А я говорил: не ври, пока не научишься, – тихо отвечает он. Его голос звучит ровным гулом, как пилящая дерево пила. – Иди в палатку. Я пришлю лекаря.

Услышав его приказ, я стискиваю зубы, поскольку именно это и собиралась сделать в первую очередь. Голова слишком болит, чтобы возражать, да и дышать сложно, когда он стоит так близко.

Тихонько извергая проклятья в его сторону, я поворачиваюсь и ухожу, стараясь не упасть. Чувствую на себе его взгляд ровно до тех пор, пока не укрываюсь в палатке.