Блики на портрете

На 3-м курсе (так положено в Новосибирском университете) Грунтенко пришел в Институт цитологии и генетики, чтобы включиться в серьезную, настоящую работу. Попал в лабораторию, которую возглавлял директор института академик Д. Беляев, и сразу же окунулся в реальные «горячие» проблемы генетики.

На следующий год из Москвы в академгородок приехал профессор Р. Петров — «обкатать» свой первый лекционный курс по иммунологии. Вот здесь-то и ждало студента первое и, быть может, все определившее открытие: он отчетливо понял, что иммунология — наука, успехам которой еще со времен Дженнера и Пастера люди обязаны спасением от страшных болезней, — по существу, еще только начинается. Или рождается заново именно сегодня, сейчас.

Грунтенко появился в кабинете шефа. Сказал, что очень хотел бы продолжить работы по иммунитету. Беляев выслушал его внимательно, согласился, но предложил найти пересечение иммунологических исследований, скажем, по тимусу (тимус, о котором в то время в учебнике можно было прочесть буквально несколько слов, прямо на глазах превращался из мало кому ведомой и понятной вилочковой железы в центральный орган иммунитета!) с онкологией, рассмотренное под углом зрения генетики.

Академик Беляев не раз говорил молодым людям: «Биолог любой специальности, особенно генетик, должен стараться внести свой, пусть маленький взнос в копилку знаний против рака…» И еще советовал не стремиться на «шумные» перекрестки иммунологии и онкологии, где уже толпились исследователи.

Можно ли представить себе что-то более противоречащее, враждебное самой жизни, чем злокачественная опухоль? Значит, организм должен бросить против нее все свои силы! Почему же в этом поединке чаще всего победу одерживает она, глухая к голосу разумной программы жизни?..

В 60-х годах Вернет высказал мысль о том, что отсутствие эпидемий рака в мире — результат строгого «иммунологического надзора» за опухолевыми клетками. Такие клетки постоянно появляются в организме из-за нежелательных мутаций под действием вирусов или канцерогенных веществ. Сейчас общепризнано, что специфические антигены присутствуют в клетках большинства злокачественных опухолей. (Вы помните: основная заслуга в установлении этого фундаментального факта принадлежит Зильберу — основоположнику иммунологии рака — и его последователям?)

Появление чужеродного белка немедленно мобилизует защитные силы организма: «под ружье» ставится огромная армия лимфоцитов. Их долг — безжалостно уничтожать чужеродное (так действует иммунитет всегда: и против инфекции, и отторгая пересаженное сердце, если, конечно, не парализовать эти силы специально).

Более того, Бернет высказал убеждение, что сама иммунная система возникла как средство борьбы организма с чужеродными белками — антигенами опухолевых клеток. И уже по совместительству взяла на себя функции борьбы с инфекциями.

Вскоре эта стройная, полная оптимизма концепция получила одно из самых блестящих подтверждений: у мышат на первой неделе жизни убрали тимус (именно сюда поступают из костного мозга лимфоциты, чтобы пройти «обучение» как воинство иммунитета), и у них развились опухоли. Это был прорыв в совершенно новую область. Исследователи стремились воспроизвести подобный результат еще и еще раз.

Но вдруг стройное звучание экспериментальных данных в пользу теории Бернета было нарушено. В 1964 году американский исследователь К. Мартинес из Бэтэсды получил результаты, которые, казалось бы, противоречили всем доводам здравого смысла.

У самок специально выведенных мышей к 6–8 месяцам жизни непременно возникали опухоли молочной железы: такова генетическая программа этой высокораковой линии. На первой неделе жизни Мартинес удалил у животных тимус, предполагая, что без защиты иммунитета опухоли у них возникнут значительно раньше срока. Однако картина получилась удивительная: опухоли появлялись намного позже, чем ожидалось, и в значительно меньшем количестве, то есть отнюдь не у всех мышей. Угнетение иммунитета пошло как будто на пользу организму, а не опухоли! Может быть, что-то существенно отличало опыты Мартинеса?

Во всех исследованиях, где силы иммунитета действовали «по Бернету», экспериментатор вызывал опухоли по своей воле, используя, например, вирусы, прошедшие длительную селекцию в лаборатории… Природа на такие опухоли вовсе не рассчитывала. А у Мартинеса животные заражались вирусом рака молочной железы естественно, как это бывает в природе, с первым же глотком материнского молока.

Итак, мыши высокораковых линий (опухоли запрограммированы в их генетическом коде) и онкогенный вирус Биттнера (по имени ученого, открывшего его), непременно вызывающий рак молочной железы у мышей. Эти обстоятельства Грунтенко отметил для себя прежде всего. Наверно, это была модель, которую он искал: эксперимент ставила сама природа, человеку оставалось наблюдать и делать выводы, не нарушая естественного хода событий. В природной системе ничто не заслоняет от исследователя «лицо» эволюции.