Блистательные годы. Гран-Канария

Теперь они ехали по открытой местности, минуя поля сахарного тростника высотой в шесть футов. Местные работники, размахивая мачете, срезали сочные стебли, загружая повозки, запряженные волами. Некоторые салютовали в знак приветствия, но по большей части просто молча провожали взглядом проезжающие машины. Только босоногие дети махали руками и кричали вслед. Но и среди них те, кто постарше, глядели неприветливо, и раз кто-то даже бросил спелый фрукт, заляпавший универсал.

Остров был плоским, местами заболоченным, лишь изредка встречались округлые холмы, на которых среди зарослей бананов и какао, словно муравейники, возвышались странные конические хижины. Местность становилась все более дикой, с участками зеленых джунглей, в обрамлении сочных лиан и ярких цветов. По глухому шуму прибоя Мюррей понял, что они повернули на юг и находятся недалеко от океана. Наконец машина свернула на частную дорогу, вымощенную устричными раковинами и украшенную табличкой: «ГРАНД-ЛИМБ». Миновав тяжелые железные ворота, они проехали по длинной аллее королевских пальм и остановились во дворе особняка из серого камня с глубоким портиком.

С их прибытием поднялась суматоха. Почти сразу же темнокожая служанка подхватила сумку Мюррея и с улыбкой, похожей на ломтик арбуза, проводила доктора в его комнату на втором этаже в западном углу дома. Из одного окна был виден сад, а за ним полоса окаймленного пальмами песка с набегающими на него волнами. Другое окно выходило на комплекс каких-то построек, окруженных конюшнями и рядом хижин с ротанговыми крышами, – Мюррей счел, что раньше в них жили рабы.

Он осматривал комнату с роскошной мебелью из темного красного дерева – обстановка была довольно мрачноватой, – когда раздался стук в дверь. Роберт ожидал, что появится Бенчли, но вошла Натали Дефрис. Она уже была без своего чесучового пальто. Ее желтое платье было из какого-то мягкого материала, облегавшего тело, словно ее собственная кожа.

– Мадам – то есть моя мачеха – попросила меня посмотреть, есть ли у вас все, что нужно.

– Спасибо, – сказал Мюррей. – Тут гораздо больше, чем мне нужно – или к чему я привык.

– Мы надеемся, что вам будет удобно.

– Не сомневаюсь, – сказал он и добавил: – В таком прекрасном старом доме любому будет удобно.

– Гранд-Лимб достаточно стар. Его построил в шестнадцатом веке Рамон Иберра. Он был пиратом. – Она одарила Мюррея своей вопрошающей улыбкой. – Как мой дорогой папа.

– Вы, должно быть, рады, что он дома.

– Естественно, – весело и одновременно вызывающе ответила она. У нее была манера удерживать на собеседнике взгляд чуть дольше необходимого. Был ли это симптом невроза, спросил он себя, или что-то еще? – Ужин в восемь. Не опаздывайте. Мадам этого не любит. Если вам что-нибудь понадобится, дайте мне знать. Я ваша соседка – комната напротив.

Выходя и закрывая дверь, она снова посмотрела на него. В этом взгляде безошибочно читался вызывающий намек на близость.

Вечер наступил внезапно – густая и бархатная тьма без луны и звезд. Мюррей посидел некоторое время, наблюдая, как в неподвижном воздухе вспыхивают и мерцают светлячки, и слыша возгласы и болтовню работников плантации, возвращающихся в свои жилища. Затем под удар гонга он спустился на первый этаж.

В большом зале у подножия широкой винтовой лестницы, под огромной старинной люстрой, его встретила красивая, статная женщина с белым, как кость, лицом, аристократическими чертами и поразительно блестящими глазами, одетая в вечернее платье из жесткого зеленого атласа. Она представилась как мадам Дефрис.

– Вы не говорите по-французски, доктор?

– Боюсь, что очень плохо.

– А я так плохо говорю по-английски. N’importe[11], мы справимся. Пожалуйста, имейте в виду… мы рады, что вы здесь.

Она наклонила голову и повела его в длинную столовую с высоким потолком, где на накрытом столе красовались массивное старинное серебро и тонированный хрусталь.

Александр и его дочь уже были там, как и Бенчли, в простом темном платье. С довольно напряженным видом она стояла поодаль рядом с худощавым, холеным мужчиной лет тридцати, в щегольском темно-бордовом бархатном смокинге с гарденией в петлице. Когда Роберт вошел, он шагнул навстречу и представился как Анри Ламонт, двоюродный брат мадам Дефрис. Это и был полный сбор.

Ужин, который подавал дворецкий в белом камзоле с помощью двух цветных горничных, несколько отличался от кофе и чизбургеров Макси. За папайей со льдом последовал суп из зеленой черепахи, карри из местных моллюсков, жареный молочный поросенок с засахаренным бататом и ромовое суфле. Как ни странно, никто, казалось, не мог расслабиться настолько, чтобы насладиться этой идеальной едой.

Дефрису, конечно же, было рекомендовано питаться в меру. Он был довольно молчалив и, как показалось Мюррею, озабочен, особенно когда Анри пустился в детали какого-то, по-видимому, делового отчета. Однако он был трогательно нежен с мадам. Несколько раз он пожимал ей руку, говоря вполголоса: «Как хорошо быть дома, моя дорогая».