Блистательный обольститель

И в этот же момент одна из женщин ударила Марджу тяжелым деревянным предметом. Глаза Марджи широко раскрылись, она закачалась и не успела увернуться от второго удара. Комната закружилась у нее перед глазами, и она упала. Ее дыхание стало прерывистым, как звук пилы о грубую доску. Женщины подхватили ее под руки и потащили в угол, где к крюку на стене уже была привязана конопляная веревка. Накинув петлю на шею Марджи, они подняли ее на ноги. Когда веревка оторвала ее от пола, она еще хрипела, но через мгновение дернулась в агонии и затихла. Марджа висела беспомощно, как пустой мешок, на фоне белой стены.

Дерек вздохнул и взял Анне-Лиз на руки. Ему всегда не хватало аргументов в споре с ней. Тихая и спокойная, она была упряма, как, впрочем, и он. Крик никогда не приносил пользы. Теперь она улыбалась ему, но он все равно не был уверен, что она не поддразнивала его, когда объявила о возможности свадьбы с профессором Сандервилем.

— Скажи, что ты не собиралась делать этого. — Он вглядывался в нее.

— Не беспокойся, — ответила она мягко. — Мы ведь не знаем, беременна я или нет, да и жив ли еще профессор Сандервиль… Единственно, в чем я уверена, так это в том, что мы не можем дольше оставаться здесь.

— Вероятно, ты права. — Он не мог отвести от нее восхищенных ее красотой глаз. — Даже если ты говоришь об этом, просто желая сменить тему. Думаю, нам надо уйти в джунгли еще до конца недели. Мохаммед Афзул сказал о том же.

— Он был верным и добрым другом для нас, — проговорила она, высвобождаясь от его рук. — Я молюсь, чтобы мы не доставили ему беспокойств. Старый скорпион все больше неистовствует в последние дни.

Дерек поцеловал ее:

— Мохаммед Афзул будет беспокоиться, если я не присоединюсь к нему в поле. Скоро убирать первый урожай, а ему некому помочь, надо идти. — Он потерся носом о ее щеку. — Какое ты лакомство… хорошая цена за мой завтрак. Марджа каждый день приносит одно и то же — чупатти и рис.

Его губы пощипывали ее ухо, потом губы. Влажный хлопок ее сари был удивительно прохладен. Сияющее солнце пробивалось сквозь тенистые деревья, и Анне-Лиз была подобна белой лилии под ним. Стройное и прекрасное создание, она струилась, как шелк, в его руках, ее кожа была бархатной, как у молодого оленя. Желание снова поднялось в нем, и он проник в нее спокойно, как вздохнул, его тело уверенно слилось с ней. В этот момент она снова принадлежала ему. Не разделяя его веры в то, что Бог даст им прекрасное завтра, он был благодарен ей за настоящее.

Ее губы были нектаром, их любовь становилась единым потоком. Страсть, захватив обоих, все нарастала. Жара придавила их как сонное покрывало, делая их усилия как бы не зависящими от них. Ощущение было убаюкивающим и страстным, нереальным, как сон, и реальным, как их вспотевшая кожа и неровное дыхание. Когда момент наступил, они почувствовали удовольствие, острое как нож, сделанный из тумана. И когда лицо девочки появилось перед ними, она решили, что это сон. Но это было наяву.

Маленькая Нани с испугом и одновременно с благоговением смотрела на их наготу. Какое-то время она даже не могла говорить, а только глядела на них своими большими темными глазами, затем наконец решилась:

— Вы… вы должны уходить, — зашептала она неистово, — они убили Мохаммеда Афзула и Марджу. Они убьют и вас, если найдут. Скорпион им сказал, что вы ангрези.

Дерек вскочил, быстро замотал свою набедренную повязку и бросил Анне-Лиз мокрое сари:

— Быстро… мы должны взять лодку, раньше чем нас найдут. На воде им будет труднее догнать нас, чем на дороге.

— Спасибо тебе, Нани, — сказала Анне-Лиз девочке. — Ты поступила храбро… но теперь ты должна уйти, они могут догадаться, что ты нас предупредила.

Девочка стремительно убежала. Пальцы Анне-Лиз дрожали, когда она поспешно натягивала сари. Ей хотелось спросить Дерека, куда же они пойдут, но сдержалась. У нее будет достаточно времени для вопросов… если они выживут.