Блюстители

— Мистер Рассел, приговор, вынесенный вам по обвинению в изнасиловании и убийстве при отягчающих обстоятельствах, отменяется. Все обвинения против вас навсегда признаются недействительными и не могут быть выдвинуты снова. Как известно, я не принимала участия в судебном процессе по вашему делу, но считаю честью для себя вести сегодняшние слушания, которые посвящены вашему освобождению и оправданию. В отношении вас была совершена грубейшая судебная ошибка, и вы заплатили за нее высокую цену. Вы были несправедливо осуждены штатом Алабама и провели за решеткой десять лет. Эти годы никак нельзя восполнить и компенсировать. От имени штата я заявляю, что сожалею о произошедшем, и приношу вам свои искренние извинения, которые даже в малой степени не смогут залечить ваши раны. Однако я надеюсь, что скоро наступит день, когда вы вспомните мои слова и все же найдете в них толику утешения. Я желаю вам долгой счастливой жизни и того, чтобы для вас весь этот кошмар остался позади. Мистер Рассел, вы свободны.

После этих слов судьи Марлоу зал наполняют охи, ахи и вскрики — они исходят от родственников Дьюка, сидящих позади нас. Дьюк наклоняется вперед и опирается обеими руками на стол. Я тоже встаю и одной рукой обнимаю его за плечи, которые вздрагивают от рыданий. Неожиданно замечаю, какой он худой и тщедушный под чьим-то старым спортивным пиджаком, висящим на нем, как на вешалке.

Чэд подходит к боковой двери и исчезает — ему не хватает духу приблизиться к оправданному бывшему заключенному и попросить у него прощения от своего имени. Вероятно, до конца своей карьеры он будет всем рассказывать, как Дьюк Рассел ускользнул от заслуженного наказания благодаря каким-то юридическим формальностям чисто технического характера.

Выйдя из зала суда, мы оказываемся перед объективами фото- и телекамер и отвечаем на вопросы. Дьюк немногословен. Ему хочется поскорее попасть домой и отведать барбекю из свиных ребрышек, приготовленного его дядюшкой. Мне тоже особенно нечего сказать. Большинство адвокатов мечтают о таких моментах, но для меня они одновременно и сладкие, и горькие. С одной стороны, я испытываю огромное удовлетворение, ведь нам удалось спасти невинного человека. Но, с другой стороны, меня терзают гнев и боль из-за того, что существующая система юстиции допускает подобные судебные ошибки. Почти всех этих ошибок можно было бы избежать.

Почему от нас ждут, что мы устроим праздник после того, как невиновного человека освободили из тюрьмы?

Я пробираюсь сквозь толпу и вместе со своим клиентом иду в небольшую комнату, где нас ждет Джим Биско. Я обещал ему эксклюзив, и мы с Дьюком рассказываем все, что нам известно. Биско начинает с вопросов о том, как Дьюку семь месяцев назад удалось в последний момент избежать исполнения смертного приговора, и вскоре мы уже смеемся, вспоминая его последний ужин и то, как он отчаянно пытался доесть стейк и кекс прежде, чем его отправят обратно в камеру. Смех приносит мне и Дьюку облегчение — как и слезы.

Через полчаса я оставляю Дьюка Рассела и Джима Биско вдвоем и возвращаюсь в зал суда, где все еще роится толпа, ожидая следующего акта драмы. Судья Марлоу занимает свое место, и все рассаживаются по креслам. Ее честь кивает, и судебный пристав открывает боковую дверь. В зале появляется Марк Картер в наручниках и в стандартном оранжевом комбинезоне. Он озирается, видит собравшихся в зале людей, замечает свою семью, сидящую в первом ряду, и отводит взгляд. Устроившись за столом защиты, Марк Картер опускает голову и рассматривает ботинки.

Судья Марлоу спрашивает:

— Вы Марк Картер?

Он кивает.

— Пожалуйста, когда я обращаюсь к вам, вставайте и отвечайте громко и четко.

Картер неохотно поднимается с таким видом, будто именно он контролирует ситуацию.

— Да, я Марк Картер.

— У вас есть адвокат?

— Нет.

— Вы можете позволить себе нанять адвоката?

— Это зависит от того, сколько стоят его услуги.

— Сейчас я назначу вам адвоката на первое время. Он сможет встречаться с вами в тюрьме. На следующей неделе мы вернемся к этому вопросу. А пока вы будете находиться в камере, без права выхода под залог. Садитесь.

Картер опускается на стул. Я медленно подхожу к столу защиты, наклоняюсь и тихо произношу:

— Эй, Марк, я тот самый человек, который звонил тебе в ту ночь, когда Дьюка Рассела едва не казнили. Помнишь тот звонок?

Картер злобно таращится на меня. Поскольку руки у него скованы, он не может ударить меня, но, судя по выражению его лица, вполне может в меня плюнуть.

— Я позвонил тебе, трусливый ублюдок, потому что ты хотел, чтобы другой человек умер за преступление, которое совершил ты. И я пообещал, что посмотрю на тебя в зале суда.

— Кто ты такой? — рычит Картер.

К нам приближается судебный пристав, и я отступаю.