Я жестом пригласил санитаров в спальню, а сам поднял плащ, рубашку, нижнее белье, полуботинки и пистолет Лебуфа в кобуре и положил их в пластиковый мешок для мусора. Я не передал их криминалисту. Вместо этого я отправился на кухню, где мог побыть один, вытащил бумажник Джессе из брюк и просмотрел его многочисленные отделения. Я наткнулся на цветную фотографию Лебуфа с маленькой девочкой на пляже, на фоне вздымающихся зеленых волн. У девочки были кудрявые волосы цвета шоколада, она держала в руке мороженое и улыбалась в камеру. Я заглянул поглубже в бумажник и обнаружил квитанцию на покупку авиационного топлива. Имя поставщика было тем же, что и название лодочной станции, чей номер мы обнаружили в списке телефонных звонков Джессе Лебуфа. На обороте квитанции карандашом были записаны две навигационные координаты и фраза «осторожнее с нисходящими потоками и сваями в западной части бухты».
Я положил топливную квитанцию в карман рубашки и вернул вещи отставного детектива в мешок. Женщина — помощник шерифа из полиции Иберии наблюдала за мной.
— Что ты делаешь, приятель? — спросила она.
— Свою работу.
Ее звали Джули Ардуан. Она была невысокой брюнеткой с темными глазами, на вид слишком миниатюрной для своей формы. Ее муж покончил жизнь самоубийством и оставил ее одну, и когда она злилась, от ее взгляда становилось не по себе даже самым крупным мужчинам.
— Хорошо. Сам займешься уведомлением родных? — спросила она.
Я позвонил Молли и сообщил, что вернусь домой не раньше полудня, а затем отправился в дом Лебуфов в Сайпермор-Пойнт. Теологи и философы с разной степенью успешности пытаются понять и объяснить природу Бога. Я восхищаюсь их усилиями. Но за всю свою жизнь я так и не смог понять природу человека, что уж говорить о Боге. Какой смысл в том, что тот же биологический вид, что создал афинскую демократию, построил Золотой век Перикла и город Флоренцию, подарил нам и инквизицию, Дрезден и бойню в Нанкине? Наверное, мое понимание людей было еще хуже, чем полвека назад, и в моем возрасте эта мысль меня ни капли не радовала.
Когда я остановился на гравийной подъездной аллее у дома Варины Лебуф, начинался прилив, небо было покрыто свинцовыми облаками, а волны разбивались о громадные куски бетона, сваленные Джессе Лебуфом у воды, чтобы вода не размывала берег у его дома. Варина открыла дверь, вышла на веранду и спустилась по ступенькам к моему автомобилю. Я вышел из машины, захлопнул дверь и посмотрел ей в глаза. Я слышал музыку ветра, шелест листвы и поскрипывание пальмовых ветвей, чувствовал соленый запах залива как напоминание о том, что жизнь продолжается, и ничего не изменилось, и лишь отец Варины никогда этого больше не увидит.
Я хотел быстро известить ее о том, что произошло, и вернуться в город. Я жалел, что не нарушил протокол и просто не позвонил. Я хотел быть где угодно, но только не в этом месте.
Я потерял то уважение, которое когда-то испытывал к Варине, я стал считать ее коварным и нечестным человеком. Более того, она опротивела мне после того, как соблазнила и пыталась манипулировать таким хорошим человеком, как Клет Персел. Но еще больше в ней меня бесило то, что она напоминала мне о Ти Джоли Мелтон. Обе женщины будто пришли из старых дней. Они были притягательны, скандальны и лишены почтительности, словно дети в своей разнузданности. Но скорее жертвы, нежели распутницы. В этом-то и была ирония моей любви к своему штату, великой вавилонской блуднице. Непросто было оторваться от ее нежных бедер, но когда ты все-таки сделал это, тебе приходится признавать тот факт, что и другие пользовались ею, отравив ее лоно и оставив в ней растущую черную опухоль.
Варина была на расстоянии не более трех метров от меня, ее волосы развевались, рот казался невинным и уязвимым, как у ребенка, которому вот-вот попадет за какую-то шалость. Я взглянул на волны, вздымавшиеся и разбивающиеся в пену о куски бетона, и парящие на ветру лепестки японского тюльпана.
— Моего отца нет дома, он отправился на рыбалку, — сообщила она, — он сделал себе сэндвич с ветчиной и яйцом и завтракал им, когда выехал отсюда на рассвете. Я его видела.
— Нет, он отправился совсем в другое место.
— Он загрузил в пикап удочки, коробку с приманкой и ведро для рыбы. Он не пил. Вчера рано лег спать. Только не говори мне, что он пьяница, Дэйв. Я сама все знаю, и у него все будет в порядке.
— Твой отец мертв.
Она начала было что-то говорить, но ее глаза вдруг подернулись дымкой и потеряли фокус.
— Может, нам стоит зайти внутрь? — предложил я.
— Была авария? Он погиб в аварии? — спросила она, отворачиваясь, как будто не желая слышать свои собственные слова.
— Его застрелили в Женеаретте.
Варина взялась рукой за канат качели, свисающей с ветви дуба. Кровь отлила от ее лица. Она была одета в желтую ковбойскую рубаху, верхняя кнопка которой была расстегнута. Она пыталась нервно застегнуть ее большим пальцем руки, но это ей никак не удавалось, так же, как и отвести взгляда от моих глаз.
— Он был в баре?