Блюз ветренного города (СИ)

  Он всегда висел в раме рядом с пианино в музыкальной комнате Маэстры Сальвини на первом этаже ее дома. Я пошел к ней посреди ночи, как раз перед отъездом из Италии, чтобы попрощаться с ней. Она боялась, что ее тоже могут арестовать - она ​​была непримиримым противником фашистов. Она отдала его мне в Америку, чтобы он не попал в руки меньших, и я не могу согласиться продать его только для того, чтобы купить лекарства. Так что я скрываю это от твоего папы, который нарушил бы мое доверие, чтобы скормить врачам больше денег. И в этом нет необходимости. В конце концов, эти лекарства, которые они мне дают, уже вызывают у меня болезнь и разрушают мой голос. Должен ли я использовать ее сокровище, чтобы продлить свою жизнь на шесть месяцев, только добавив гораздо больше боли? Вы, мое любимое дитя, поймете, что это не жизнь, это просто выживание организма.

  О, моя дорогая, моя самая большая боль заключается в том, что я должен оставить тебя одного в мире, полном опасностей и соблазнов. Всегда стремитесь к справедливости, никогда не принимайте в себе второсортность, моя дорогая, даже если вы должны принять это от окружающего мира. Я горюю, что не доживу до твоего роста,в вашей собственной жизни, но помните: Il mio amore per te è l'amor che muove il sole e l'altre stelle .

  Моя любовь к тебе - это любовь, которая движет солнцем и всеми другими звездами. Она напевала это мне в детстве. Только в колледже я узнал, что Данте сказал это первым.

  Я мог видеть, как она затуманивается от боли, одержима своим стремлением спасти музыку Сальвини, вскрывает бархат коробки и запечатывает ее в надежде, что я ее найду. Только боль и наркотики могли привести ее к чему-то настолько невероятному. Потому что я бы никогда не стал искать, если бы Вико не пришел искать его. Независимо от того, сколько раз я вспоминал боль этих последних слов, «nella cassa». Я бы не подключился к этой коробке. Это подкладка. Это письмо.

  Я разгладил письмо и положил его в плоский боковой отсек чемодана. Ощущение, что мама была со мной в комнате, немного утихло. Я смог начать поиск сокровища Франчески Сальвини с некоторой долей рациональности.

  К счастью, Раниер полагался на безопасность из-за ограниченного доступа в здание: я боялся, что у него может быть сейф. Вместо этого он положил свои бумаги в старинную кладовую. Внутри оригинального декоративного замка он установил небольшой современный замок, но его не потребовалось много времени, чтобы открыть его. Мой гнев по поводу того, что ящик Габриэллы был разрушен, меня порадовал, когда отмычка оставила глубокую царапину на маркетри передней части шкафа.

  Я нашел партитуру в файле с надписью «Sestieri-Verazi». Бумага была старой, пергамент потрепал и обесцветился по краям, а надписи на ней - явно сделанные вручную - местами потускнели до бледно-коричневого цвета. Пьеса, написанная для гобоя, двух валторн, скрипки и альта, состояла из восьми страниц. Записи были составлены с особой тщательностью. На второй, третьей и шестой страницах кто-то нацарапал еще одну серию штриховых линий над рупорной частью и сделал заметки быстрым небрежным почерком, что сильно отличалось от кропотливой обработки остальной части партитуры. В двух местах он нацарапал «да капо» с такой поспешностью, что буквы были едва различимы. Тот же нетерпеливый писатель нацарапал несколько пометок на полях и в конце. Я не мог прочитать сценарий, хотя думал, что это может быть немецкий. Я нигде не мог найти на документе подписи, которая говорила бы мне, кто был его автором.

  Я положил рукопись на верхнюю часть удостоверения и продолжил изучать файл. Письмо синьора Арнольдо Пьяве из Флоренции представило Вико Раньеру как человека, который разыскивает ценный музыкальный документ в Чикаго. Мы будем очень признательны за помощь синьора Раньера в поиске вовлеченных сторон. Ранье, в свою очередь, написал человеку в Германии, «известному своим интересом к музыкальным рукописям 18-го века», чтобы сообщить ему, что вскоре у Ранье может появиться что-то «необычное», чтобы показать ему.

  Я прочитал это далеко, когда услышал ключ в входной двери. Бригаду уборщиков я мог бы перевернуть, но если быРаньер вернулся… Я смахнул партитуру с книжного шкафа и засунул ее в первое место, которое попалось мне на глаза, - за Модильяни, который висел над ней. Секунду спустя в комнату ворвались Ренье и Вико. Ранье держал пистолет, который нацелил на меня.

  "Я знал это!" - воскликнул Вико по-итальянски. «Как только я увидел состояние своего гостиничного номера, я понял, что вы пришли украсть счет».

  «Украсть счет? Мой дорогой Вико! " Мне было приятно услышать в моем голосе нотку легкого презрения.

  Вико двинулся ко мне, но отступил от резкого слова Раньера. Адвокат посоветовал мне положить руки на голову и сесть на диван. Безличный холод в его глазах пугал больше, чем гнев. Я послушался.

  "Что теперь?" - потребовал ответа Вико от Раньера.

  - А теперь нам лучше отвезти ее в… ну, название места для вас ничего не значит. Лес к западу от города. О ней позаботится один из заместителей шерифа.