Я останавливаюсь, чтобы вздохнуть, обнимаю себя обеими руками. Его нет. Я должна сказать «Коула нет», но это неправильно. Если сказать так, можно подумать, что он просто ушел, побрел куда-то своей дорогой. Но Коула утащили за собой люди из плоти и крови. Мужчины, которые искали, на кого бы повесить вину.
– Стало быть, ты их нашла, – это Дреска, она стоит у двери. Я даже не слышала, как она вошла.
– Ты не слушала? – Я отталкиваюсь от стола. Табурет со скрипом отъезжает. – Коула
– Как и четырех детей.
– Вам что, наплевать, что они его схватили? Что они, может быть, его…
– Он знал, что делает.
– Нет! Не знал. Он не понимал. Он обещал мне!
У меня внутри сплошная боль. Комната качается. Чайник шипит.
– Так верь ему, – вступает, наконец, Магда, снимая чайник с огня. Меня охватывает слабость и странное оцепенение, голова будто ватой набита. Я обхватываю ее обеими руками.
– Дальше будет только хуже, намного хуже, – шепчет Дреска, но вряд ли ее слова предназначались для моих ушей.
– Мне нужно вернуться, – говорю я. – Я должна добраться до костей. Коул сказал… и я не нашла детей. Не смогла найти.
– Ступай-ка домой, Лекси Харрис, – велит Дреска.
– Как? Но нам нужны эти кости, скорей! Иначе она вернется сегодня ночью.
– Иди домой, милая, – Магда кладет свою корявую руку поверх моей. Оказывается, я сижу, вцепившись в стол.
– Не отходи от сестры, – наставляет меня Дреска.
– А утром, – добавляет Магда, – пойдешь прямиком сюда, милая, и мы все исправим.
Потрепав меня по руке, она отходит.
– Ты, главное, приходи сюда утром, Лекси, – повторяет за ней и Дреска. – Все будет хорошо.
Снова эта бессмысленная фраза. Люди вечно ее произносят, и никогда она не оказывается правдой. Видно, во взгляде, который я бросаю на Дреску, отражаются мои мысли.
– Ступай домой, Лекси, – произносит она совершенно другим тоном, мягче и ласковее – так, бывало, говорил со мной отец. Дреска ведет меня к двери. Ее длинные тощие пальцы больно впиваются мне в плечо. – Мы расставим все по своим местам.
Я выхожу на двор. Небо стало красным.
– Все будет хорошо, – повторяет она, и на этот раз я не перечу. Не хочу возражать.
Не помню как, но как-то я добираюсь до дома. Должно быть, ноги сами меня несли, умницы, потому что глаза ничего не видят перед собой.
Возле нашего дома Отто, Тайлер и Бо. Они стоят у входа, залитые алым светом заката. Бо склонил голову набок. Тайлер стоит ко мне спиной. Первым меня замечает Отто, и даже в своем оцепенении я все равно понимаю, что он сейчас должен быть разъярен. Однако на лице у дяди только смертельная злая усталость. Он не похож на торжествующего победителя. Его взгляд говорит другое:
Я прохожу мимо них, мимо матери, которая знала, что я вернусь. Она успевает обменяться со мной взглядом – украдкой, будто мы преступницы, – прежде чем вернуться к своей печи. Я стягиваю плащ, освобождаю ноги из башмаков и подхожу к окну, чтобы выставить их на улицу. Но окно все еще заколочено снаружи, щепки вокруг гвоздей еще совсем свежие. Потерев пальцами глаза, я с грохотом бросаю башмаки на пол, потом снимаю платье и надеваю ночную сорочку.
Каждая клеточка в моем теле умоляет о сне. Когда я спала последний раз? А до темноты еще целый час. Можно отдохнуть, совсем чуть-чуть, а потом всю ночь, не смыкая глаз, я буду стеречь Рен. Откидываю покрывало, я пробираюсь под него, и сон окутывает меня мгновенно, долгожданный, теплый, глубокий.
Глава 26
Первое, что я понимаю, – в комнате темно.
Я вскакиваю в панике – проспала слишком долго, но вижу, что Рен спит себе, как обычно, свернувшись калачиком под одеялом. Вокруг глухая ночь, ветер гудит под окном, в половицах и в щели под дверью.
Мысли текут медленно, нехотя. Оцепенелость моя не прошла, вата заполняет мне грудь. Я хочу сесть, сползти с кровати и зажечь свечи, но комната качается, сон не выпускает меня из своих объятий. Я решаю полежать еще, дождаться, чтобы прошло головокружение. А потом я слышу голос. Одно тихое, простое имя, мягкое и выцветшее по краям.
Мое имя.
Но там в темноте стоит человек. Он ждет в поле, сразу за околицей деревни, примерно в футе от невидимой линии, отделяющей Ближнюю от северной пустоши, – высокий, худой, похожий на ворону.