«Ближние люди» первых Романовых

Царь Алексей Михайлович не сразу назвал имя будущей царицы после смотра невест 18 апреля. Есть все основания полагать, что он колебался между Натальей Нарышкиной и Авдотьей Беляевой. И тут сторонники кандидатуры вологодской «золушки» допустили непростительный промах. Они решили повлиять на царский выбор с помощью подметного письма, осуждавшего Нарышкину за неподобающее поведение.

Автора письма так и не нашли. Но кем бы он ни был, он, видимо, плохо знал царя Алексея Михайловича. Подобная история уже случалась в юности царя, перед его первым браком. (Тогда жертвой чьей-то зависти стала «касимовская невеста» Евфимия Всеволожская.) Автор письма, пытаясь воспрепятствовать выбору Натальи Нарышкиной, целил еще и в Артамона Матвеева. Хотя текст подметного письма не известен, но сохранились отдельные фразы и слова из него, по которым пытались найти переписчика документа. Среди этих слов присутствовало презрительное искажение имени Матвеева — «Артемошка». Артамон Матвеев тоже хорошо понял, в кого метили авторы, поэтому писал позднее в своей челобитной царю Федору Алексеевичу о не подтвердившихся ранее обвинениях его в колдовстве:

«Такожде воры, составя письмо воровское подметное, кинули в грановитых сенях и в проходных, и хотели учинить Божией воле и отца твоего Государева Великаго Государя намерению, и к супружеству второму браку препону, а написали в письме коренья»[287].

Розыск о подметном письме «о кореньях», то есть по обвинениям в колдовстве, был серьезной угрозой для Матвеева. Не случайно он подчеркивал в челобитной, что «не много не пострадал», то есть едва не пострадал.

Артамон Матвеев продолжал оказывать поддержку Наталье Нарышкиной даже тогда, когда брак оказался отложенным на неопределенное время, а царь Алексей Михайлович, несмотря на продолжавшееся для него время «печали», встал во главе крестового похода на восставших разинцев. Только добившись решительной победы над армией Степана Разина под Симбирском, царь согласился вернуться к делу о свадьбе. Где же всё это время, начиная с 18 апреля, когда царь уже почти остановил свой выбор на Наталье Нарышкиной, могла жить будущая царская невеста? Слишком много претерпел Артамон Матвеев с обвинениями в колдовстве, чтобы дальше отказаться от ее поддержки. Известно, что она продолжала жить в Москве, в приходе Никольской церкви, что в Столпах, где служил ее духовник, которому она посылала подарки после свадьбы. И вполне возможно, что это был именно дом Артамона Матвеева, хорошо знавшего придворные нравы и готовившего выбранную царем невесту к ее будущей жизни во дворце.

Самое время вспомнить о семье самого Артамона Матвеева, женатого в это время на Евдокии Григорьевне Хомутовой, происходившей будто бы (так гласит легенда) из шотландского рода Гамильтонов.

Артамону Матвееву было не менее сорока пяти лет, но его жена должна была быть явно моложе его, так как для Матвеева это был четвертый брак. Подобные браки признавались Церковью в исключительных случаях, и как этого сумел добиться Артамон Сергеевич, остается неизвестным (нет сведений и о других его женах). В любом случае благосклонность царя и заслуги Матвеева в службе были таковы, что ему многое прощалось.

Красивая родословная легенда Матвеевых, значительно «возвышавшая» дьяческий род, все-таки не имеет под собой никакого основания. Как выяснили исследователи, родословная жены Артамона Матвеева уходит корнями к новгородским дворянам Хомутовым, помещикам Водской пятины, сравнительно поздно, уже при царе Михаиле Федоровиче, попавшем на службу в Москву[288]. Шотландские Гамильтоны — драгунский полковник Андрей Гомолтон (Хэмилтон) — были на русской службе в это время, но дуайен шотландцев в России Патрик Гордон никогда не упоминал в «Дневнике» о родстве с Артамоном Матвеевым своего «земляка и друга»[289]. Всё это не мешало Матвееву то ли шутить, то ли «водить за нос» доверчивых иностранцев.

«Иноземному» происхождению жены Матвеева соответствовало и убранство матвеевского дома, полное затейливых «немецких» вещей. Не случайно эта любовь к иностранному будет успешно передана им через первые подарки царевичу Петру Алексеевичу — будущему Петру I.