«Ближние люди» первых Романовых

Князь Черкасский, несмотря на обсуждавшийся союз, протестовал против временного назначения на службу для управления приграничными городами выходцев из соседнего государства. Известие об этом сохранилось в грамоте послов митрополита Филарета и боярина князя Василия Васильевича Голицына из-под Смоленска. Они отправились туда в сентябре 1610 года для подтверждения статей договора с королем Сигизмундом III, но столкнулись с тем, что в королевской ставке стремились не подтвердить, а, напротив, отменить многие статьи этого договора, чтобы московская корона оказалась в руках не королевича, а самого короля Сигизмунда III. Более того, московских послов стали вынуждать согласиться на сдачу осажденного войсками короля Смоленска, и «рать пустити» в город (под предлогом того, что династическая уния уже почти заключена). Митрополит Филарет и боярин князь Василий Васильевич Голицын наотрез отказались сдавать Смоленск «без московские обсылки», справедливо полагая, что в этом случае им «ото всее земли быти в ненависти и в проклятье». Отстаивать эту позицию помогало воспоминание о летнем «шуме», когда при обсуждении разных статей договора с гетманом Станиславом Жолкевским шло в буквальном смысле дипломатическое сражение за каждый спорный пункт. Именно тогда впервые князь Иван Борисович Черкасский выступил во главе разных чинов, и даже шире, «ото всее земли». Он возглавил протест против одной из статей договора, разрешавшей «полским и литовским людям быти в приказех на порубежных городех, до достаточного успокоенья Московского государства». И хотя такая статья и была внесена в договор с гетманом, фактически она свидетельствовала о несогласии московских чинов на допуск к власти при царе Владиславе Сигизмундовиче сенаторов и шляхты из Польши и Литвы. Чтобы она вступила в силу, требовался еще совместный приговор будущего царя и Боярской думы. Только тогда мог поменяться существовавший порядок управления на границе с Литвой и появился бы прецедент управления пограничными городами представителями короля или королевича. Но и в этом случае в договоре упоминалось о челобитье «всех чинов людей» Московского государства, «чтоб того не было, кроме дела». Позиция князя Ивана Борисовича Черкасского (который, скорее всего, должен был согласовывать свои действия с митрополитом Филаретом) позднее помогла московским послам. Они ссылались на действия стольника князя Черкасского, говоря: «…и за одного де за приказного человека, или за дву сколко было шуму и челобитья», — отказываясь обсуждать сдачу Смоленска[43].

Карьера князя Ивана Борисовича во времена «междуцарствия» пошла вверх. В боярском списке 1610/11 года его имя упомянуто уже в самом начале перечня стольников[44]. Выше были только князь Юрий Никитич Трубецкой, тогда же пожалованный в бояре, а также зять митрополита Филарета князь Иван Михайлович Катырев-Ростовский. Но князь Катырев-Ростовский, выступивший когда-то против царя Василия Шуйского, находился в отдалении от Москвы. Рядом с его именем сделана помета «в Сибири». А следом за этими двумя именами в списке самых привилегированных представителей знати стояло имя князя Ивана Борисовича Черкасского. Фактически в этот момент он оказался первым из стольников, присутствовавших в Москве. Всего же в этом чину служило около ста человек, и где-то в середине их перечня оказалось имя совсем юного, даже не вступившего по-настоящему в службу четырнадцатилетнего стольника Михаила Федоровича Романова…