Ближний берег Нила

Приглядевшись, Нил увидел, что слово «парень» не вполне точно характеризует его визави. Спортивный, гладко выбритый мужчина за тридцать, с необычным, неуловимо нерусским лицом — удлиненным, с широко расставленными большими карими глазами, с аккуратной щеточкой черных усиков под четко очерченными губами. При этом в его облике не было и намека на опереточную слащавость.

— Нил Баренцев, — представился Нил. Мужчина улыбнулся еще шире.

— И к Нилу ходили, и по Баренцеву шастали… Что, амиго, квартирный вопрос замучил?

— Есть маленько, — улыбнулся Нил в ответ.

— Делаем так, — Максим рубанул воздух ладонью. — Сначала искупнемся, потом пельмешек порубаем, потом займемся твоей проблемой. Имеется вариант. Принято?

Лера?

Он посмотрел на спутницу. Та изобразила пухлыми губами поцелуй и звонко ответила:

— Принято!

Пельмени они ели вдвоем — прямо от раздаточной стойки Лера ускакала со своим подносом на другой конец столовской веранды к столику, за которым сидели потасканный бородатый мужчина в красном жилете на голое тело и невысокая темноволосая девушка.

— Куда это она? — удивился Нил.

— К семье, — спокойно ответил Назаров. — К папе и сестренке.

— Так она здесь с семейством? Я думал — с тобой.

— Курортное знакомство.

Назаров поднял стакан компота, салютуя через зал Лере. Та вновь изобразила поцелуй.

— Симпатичная, — заметил Нил.

— Так, пустышка… Вот сестричка у нее — очень ничего себе. Трогательный человечек. Но я сразу не обратил внимания, а потом уж было поздняк метаться! — Назаров усмехнулся.

— Познакомишь?

— А специально знакомиться и не надо. У той же хозяйки проживать будешь.

— А ты?

— А я там уж месяц жирую. Еще неделька — и отчаливаю в порт приписки.

Коечка моя тебе по наследству перейдет. А пока на насесте покантуешься.

— Насест — это что такое? — осторожно спросил Нил.

— А это на чердаке, три жердочки между люком и кладовкой. — Заметив тень, пробежавшую по лицу Нила, Назаров тут же добавил:

— Ты сразу-то не отказывайся, осмотрись сперва. Это знаешь какой дом? Особенный, и люди в нем особенные…

— Максик, если что — мы в Тихой бухте, — прощебетала, проходя мимо их столика, Лера. — Придешь?

— Попозже… Доброе утро, экселенц! — Бородатый мужчина степенно кивнул, не замедляя хода. — Доброе утро, Ирочка, — произнес Назаров совсем другим тоном.

— Доброе утро, — опустив глаза, чуть слышно ответила темноволосая девушка и, тяжело опираясь на палку, заковыляла следом за сестрой и отцом. Внешность ее не произвела на Нила сильного впечатления.

— А почему «экселенц»? — спросил он, проводив взглядом семейное трио.

— Князь Оболенский, — с насмешливой искоркой во взгляде ответил Назаров.

— В самом деле князь?

— В самом деле Оболенский. Насчет князя очень сомневаюсь, хотя сомнения стараюсь держать при себе. Уважаемый Робеспьер Израилевич преподает научный коммунизм в Алма-Атинской консерватории, а потому причисляет себя и к аристократии, и к богеме. Ты еще услышишь, как он в поддатом виде читает стихи великого князя Константина. Лера закончила ту же консерваторию, а Ира перешла на четвертый курс. На рояле играет, как богиня… Ну что, двинули?

Максим взвалил на плечо Нилов рюкзак и развалистой морской походочкой двинулся к выходу.

— Постой, я сам… — сказал Нил ему в спину.

— Ты инструмент несешь, — не оборачиваясь, ответил Назаров.

Они спустились по ступенькам и пошли в горку вдоль забора писательской резервации.

— Максим, а почему ты отпуск на море проводишь? — на ходу спросил Нил. — Не надоело?

— Море-то? Да я его только в отпуске и вижу.

— Да? А я решил, что ты моряк.

— В общем, решил вполне правильно… Штурманом ходил на траулерах. Такие, амиго, места повидал — одни названия чего стоят! Сейшелы, Мадагаскар, Нантакет, Брисбен, Кейптаун.

— А теперь-то что, романтика надоела? — Ну уж куси-куси, Нира-сан. По своей воле я б ни за что на берег не списался. Меня, если хочешь знать, сам Рауль Кастро уволил.

— Это какой Рауль? Брат Фиделя, что ли?

— Он самый, каброн карраховый. Фидель, ведь он так, вроде знамени, а рулит там все больше Рауль… Короче, приходим мы в Гавану, а к нам на борт все портовое начальство является. Кэп принимает их чин чином, пузырь рому выкатывает — очень они там свой ром жалуют, только для местного населения он исключительно по тархетам, бутылка в месяц, и хорош. Так что они обрадовались страшно, сидят киряют. Кэп меня зовет, поддержи, дескать, Максим Назарыч, компанию… Я и выпил-то грамм семьдесят от силы, и меня по жаре не то чтобы развезло, а с тормозов скинуло. Схожу я, значит, на берег, а душа-то приключений ищет.

Определенного свойства приключений — четыре месяца в море, из женского полу на судне — одна кошка. В общем, понимаешь… А тут навстречу мулаточка гребет.

Фигурка — во, маечка красная в обтяжку, роза алая в волосах. Улыбается мне, подмигивает. Я подхожу. Что, говорит, сеньор, сеньориту хочешь? Две пачки «Шипки»… У них ведь с табаком та же история, что с ромом, и они за курево на все готовые. Две пачки «Шипки», говорю, нету, есть одна, только «Мальборо».

Смотрю, у нее аж ручки затряслись. Пойдем, говорит, я такое местечко знаю…