— Благодетельница! — вскинулся Комаров. — Право слово, Христом-богом…
— Оставьте, — поморщилась Клавдия. — Не стоит пополнять список ваших прегрешений новой ложью. Жизни ваших людей ничто не угрожает, они идут на поправку. Во многом — благодаря усилиям Константина Александровича, — она посмотрела на меня. — И всё, о чём я могу попросить вас — не допускать подобного впредь. «Молодецкая дурь», как вы изволили выразиться, потребовала от меня напряжения многих ресурсов… Впрочем, сомневаюсь, что вам по силам выполнение моей скромной просьбы.
Федот снова всплеснул руками и забормотал оправдания.
— Оставьте, — повторила Клавдия. Посмотрела на меня. — Константин Александрович. Вы, кажется, говорили, что планируете что-то обсудить с господином Комаровым?
— Сущий пустяк, — небрежно бросил я. — Я планирую передать господину Комарову некую денежную сумму. Насколько знаю, срок передачи истекает завтра. И хотел бы поинтересоваться, в какое время он будет дома, чтобы передать деньги.
Комаров прищурился. На лицо вернулось прежнее самодовольное выражение.
— Да неужто, Константин Алексаныч? Ваш досточтимый дедушка соизволил-таки просить о рассрочке? Поздновато. Раньше надо было просить, а не гордыню свою представлять! Тогда бы я, быть может, и вошел в положение…
— Не припомню, чтобы я произносил слово «рассрочка». — Я наклонился вперёд. — Речь идёт обо всей сумме. Я верну её полностью. Когда вам удобно?
— То есть… — пробормотал обалдевший Федот. — Как — полностью?.. Вообще, всё?
— До копейки, — кивнул я.
— Но откуда… — забормотал Федот. — Вы никак не могли! Вам просто неоткуда было… Я же — всё!.. Я же… А вы… А Нина Романовна?! — вскинулся вдруг он. — Это, что же — она теперь выйдет за своего Корфа?!
Эге. Да ты, слизняк, оказывается, на Нину глаз положил.
— Вы, кажется, позволили себе неуважительно отозваться о моей тётушке? — ледяным тоном процедил я.
Приподнял руку. Вокруг кисти вспыхнуло магическое свечение.
Федот вскочил и отпрянул так поспешно, что едва не опрокинул кресло. Залепетал:
— Помилуйте, ваше сиятельство! Ни в коем разе… И в мыслях не было…
— Деньги привезу завтра, — бросил я. — Всего доброго, уважаемая Клавдия Тимофеевна.
— Всего доброго, Константин Александрович. — Клавдия смотрела на меня с осуждением. А жемчужина на шее укоризненно кольнула грудь. — Ваш платок, возьмите. Позабыла отдать, — Клавдия протянула мне платок. — Благодарю.
Закрывая дверь, я заметил, что Федот смотрит на платок в моей руке. И глаза у него лезут на лоб.
Машиной, которая прибыла следующим утром, чтобы отвезти деда «на службу», управлял шофер — немолодой дядька в фуражке и белых перчатках. Он предупредительно распахнул перед нами задние двери. Мы с дедом уселись рядом, на широкий кожаный диван.
— По дороге нужно будет заехать на угол Литейного и Пантелеймоновской, — сказал дед. — Особняк Комарова. Знаешь?
— Как не знать, ваше сиятельство, — степенно кивнул шофер. — Будет сделано.
— Благодарю.
Дед щёлкнул пальцами. Нас отделила от шофера искрящаяся дымка.
— Теперь он нас не услышит, — сказал дед. — Ты собирался о чём-то меня спросить, верно?
— Да, — кивнул я. Ещё во время завтрака сказал, что хочу кое-что обсудить. — Ты упоминал какие-то замороженные активы. Что это?
— О… — Дед вздохнул. — Видишь ли. Издревле повелось так, что каждый из аристократических родов владеет некой… скажем так, отраслью. Земледелие, образование, промышленность, военное дело и прочее. Каждый род в чем-то силён. Отрасль Барятинских — медицина. Человеческое здоровье. Мы — белые маги. До смерти твоего отца были самыми могущественными. Твой отец, как я уже говорил, входил в ближний дворянский круг. Это означало, что в обязанность нашего рода входила опека всех медицинских учреждений Империи. Городские и сельские больницы, образовательные заведения, ветеринарные пункты, закупка и производство медикаментов — мы контролировали всё.
Я представил себе масштаб. Пробормотал:
— Серьёзно.
Дед улыбнулся:
— Полагаю, ты даже не представляешь, насколько.
— Ты сказал — «до смерти отца», — напомнил я. — А что случилось после того, как он умер?