В ЦРУ, несмотря на тщательно декларируемое равенство — существовала незримая иерархия, и нигде она так явно не проявлялась, как на стоянке. Существовала подземная стоянка, на которой имели право парковаться лица от начальника департамента и выше, а так же особо ценные оперативные агенты, кому было представлено место. Les miserables[27]
парковались на внешних, открытых стоянках, которые больше напоминали стоянку перед новым, большим моллом. Внутри, на подземной стоянке — близость к верхам определялась близостью места парковки к лифтам. Лифтов было два, один — общий, другой — директорский, он шел только на седьмой этаж и им пользовался только директор ЦРУ. Остальным — чтобы попасть на седьмой, директорский этаж, приходилось проходить через дополнительный пост охраны в самом здании...Заместитель директора ЦРУ по аналитической работе Роберт Майкл Гейтс для того, чтобы побыстрее попасть на последний этаж здания воспользовался директорским лифтом. Его подняли посреди ночи — и он был совсем не рад этому обстоятельству. Увидев бронированный директорский Олдсмобиль — по традиции высшее руководство ЦРУ пользовалось автомобилями этой марки — он понял, что директор уже на месте. Странные взгляды охраны — а охрана здания была усилена по плану чрезвычайной обороны — он заметил, но не придал этому значению. Только на следующий день — он их поймет. И устыдится.
У кабинета директора, который был расположен в углу здания — толпился народ. Перед Гейтсом все молча расступились, охрана, которая стояла у дверей — тоже отступила в сторону. Заместитель директора — прошел в директорский кабинет, миновав двойные, с тамбуром двери — директорский кабинет в здании был единственным, где были такие двери.
Директор ЦРУ Уильям Уэбстер — сидел за столом и что-то писал на белоснежном листе бумаги. Увидев своего заместителя — он отложил ручку в сторону.
— Сэр... — сказал Гейтс — не делайте этого.
Директор улыбнулся типичной улыбкой юриста, вежливой и сухой
— Поздно. Уже сделал.
— Сэр...
— Я буду рекомендовать тебя. Из тебя — получится отличный директор, и ты только что это доказал.
— Еще не поздно — упрямо сказал Гейтс, без разрешения садясь за приставной стол — сэр, вы — важный член команды. Вы смотрите на мир под таким углом, под которым не сможет на него посмотреть ни один из нас.
— Дело не в том, что кто-то должен уйти, раз такое случилось — сказал Гейтс — дело во мне. Я только недавно понял, что есть нечто такое, что мешает мне действовать на этом посту с полной отдачей.
Гейтс подумал, что Директор болен
— Нет, я не болен — теперь пришла очередь угадывать мысли собеседника Уэбстеру — проблема в другом: я юрист. Я был адвокатом, я был федеральным судьей, я был судьей апелляционного суда, я был директором ФБР. И на всех этих должностях я был на своем месте. Но здесь, Боб, я не на своем месте. Когда я слышу о необходимости кого-то убить, первое, о чем я думаю — это преступление.
— Это не метод. И вы это понимаете.
— Метод — снова сухо улыбнулся Директор — русские нам только что это доказали. Метод и еще какой. Если их прижали к стенку, они просто взорвали ее к чертовой матери и выбрались наружу. На той стороне игрового поля — команда профессиональных преступников, возглавляемая профессиональным преступником. Наверное, я бы смог ее победить — да вот беда, в этой игре нет закона.
Оба они — знали гораздо больше, чем обычный американский гражданин, и даже гораздо больше, чем осведомленный американский гражданин. Они знали, что новый директор[28]
КГБ, бывший судья Верховного суда Азербайджанской ССР — профессиональный преступник и мафиози, глава политико-криминального азербайджанского клана. Они знали о том, что недавно погибший в Израиле от передозировки наркотиков конгрессмен Чарли Уилсон, один из ястребов и главный защитник ЦРУ с Капитолийского холма — на самом деле расчетливо и подло убит людьми с Лубянской площади. Что в отличие от ЦРУ, над которым постоянно висит топор в виде надзорных комитетов обеих палат — КГБ подчиняется только Председателю Президиума Верховного Совета СССР Гейдару Алиеву, тоже генералу КГБ, причастному к государственному перевороту в СССР и последовавшей бойне. И что после Чарли Уилсона — никто из них не может чувствовать себя в безопасности. Бомба на дороге, группа налетчиков — такие теперь были методы людей с Лубянской площади.— Сэр...
— Ты не можешь сказать ничего такого, чтобы я переменил решение — сказал Уэбстер — видит Бог, в молодости меня никто не мог переспорить, даже судья. За счет этого я и выигрывал дела.
— Гейтс встал
— Господин директор!
Уэбстер черканул закорючку под текстом заявления об отставке, тоже встал
— Принимай штурвал — сухо сказал он — не медли не минуты
Несколько часов спустя, после безумного дебрифинга, едва не закончившегося потасовкой — Роберт Гейтс, схватившись за голову, сидел в собственном кабинете — он не посмел занять кабинет директора и знал, что еще долго его не займет. В своем — он чувствовал себя на своем месте и мог эффективно работать.
Русские...