Всё словно вокруг говорило: «Возьми его, возьми, возьми и не отпускай».
Почему он должен был не отпускать его — понятно не было, но то, что взять мальчишку требовалось обязательно, мужчина знал и сам.
О, он определённо обездвижит его: свяжет руки или даже к кровати привяжет, чтобы тот даже пошевелиться не мог, чтобы тот шипел и дёргался, но не был ни на что способен, — и будет медленно-медленно брать, растягивая удовольствие как можно дольше, наслаждаясь столько, сколько ему самому угодно. Хотелось сделать что-то совершенно… из ряда вон необычное — и Тики не мог понять этого своего желания, но охотно намеревался ему последовать.
…может быть, ещё и глаза спящему Уолкеру завязать, чтобы тот даже сначала и не понял, что происходит?
— Тебя Граф вообще-то ищет, — вдруг прервал его размышления Шерил, и Микк удивлённо посмотрел в ту сторону, куда и брат.
В дверях стоял Уолкер.
Снова.
Уолкер.
Этот паршивец, которому хотелось заломить руки и которого хотелось кусать-царапать-целовать, кивнул в самым невозмутимым видом, обводя взглядом (снова этим заинтересованным и изучающим взглядом, от которого становилось тошно) фигуру Микка, и, не обращая внимания на кислую мину Камелота, прошёл в глубь комнаты.
— Поэтому я спрячусь здесь, — произнёс он в итоге и уселся на пол в углу, погружаясь в тень и доставая из кармана очередную книжку с названием, которое невозможно было прочитать на одном выдохе.
Шерил недовольно прочистил горло и демонстративно отвернулся от него, явно призывая и Тики сделать то же самое. Мужчина только плечами пожал, стараясь тоже выглядеть невозмутимо (что даже как будто у него получалось), и махнул рукой, веля брату продолжать. И Шерил, слушаясь, снова залился соловьем про всякую чепуху, которая не менялась все эти тридцать пять лет, то ли считая свою длинную тираду за вступление, то ли просто какого-то черта обходя все существенное.
Он говорил, говорил, говорил, пока Тики не надоело слушать, и он не закончил фразу тут же очнувшегося как будто от какой-то эйфории брата сам.
— Работные дома, Шерил. Я помню, — очень спокойно произнес он и заметил: — Если ты забыл, работные дома были еще тридцать лет назад.
Алчность на это только удивленно распахнул глаза.
— Постой-ка… — нахмурился он. — Если ты это знаешь, зачем тогда пришел?
— Затем, — терпеливо пояснил мужчина, — что мне надо знать, чего еще понавводили за то время, что я беспризорничал и впахивал за гроши.
Настойчивый взгляд известно какого незваного гостя буквально жег правый висок, и Тики удивился, как у него еще не образовалось там дырки. Всеми силами Третий апостол заставил себя не оборачиваться на Уолкера (не в последнюю очередь потому, что трахнуть мог его и прямо здесь за все эти взгляды) и сосредоточить все внимание на брате.
Алчность прокашлялся, улыбнулся напряженно дрогнувшими губами и кивнул.
— Ох… да, да, конечно… Значит… сейчас говорят о легализации профсоюзов, которые подмяли под себя закон от…
Тики снова откинулся на спинку своего кресла и даже немного прикрыл глаза.
И чужой взгляд продолжал его сверлить — и он продолжал фантазировать, с каждой новой минутой представляя всё более яркие и возбуждающие сцены. Уолкер непременно будет вырываться, кусаться и крупно вздрагивать от каждого прикосновения к голой коже. Тики его лишит движения, подчинит, сделает только своим — чтобы не смел думать о каком-то там Неа, чтобы не вспоминал о нём, чтобы в голове у него был лишь один Микк. Мужчина определённо точно свяжет его, да. И будет любоваться тем, как мальчишка постарается выпутаться, выбраться, полоснуть своими копьями, как он скривит свои тонкие подвижные губы, как он зло сверкнёт золотом глаз в темноте, как он…
О, чёрт подери, да почему он не выходит из головы?!
Тики сердито нахмурился, заставляя себя вслушиваться в речь Шерила, но почти ничего не понимая, и, всё-таки, не выдержав, кинул быстрый взгляд в сторону Уолкера. А тот…
А тот пялился лишь в свою книгу.
Вот сука. Тики даже не представлял здесь, как сможет справиться с явно обещающим вот-вот появиться стояком, а этот говнюк делает вид, что ни при чем здесь! А ведь на самом деле — очень даже причем и явно это прекрасно знает! Уж не об этом ли говорил господин Граф, когда сетовал, что его маленький милый Алленчик вероятно голодный? О, этот белобрысый бес наверняка голоден — иначе зачем бы ему преследовать Микка все это время?!
Шерил заболтал что-то про ограничение трудового времени для подростков до четырнадцати лет (которое никогда не признавалось в шахтах, где сам Микк работал, считаясь этакой «мертвой буквой закона») и про разрешение на разводы (вообще непонятно, причем тут это, на самом деле, разве что Третий апостол женится, чего он явно не планировал). Отвлекало это от размышлений про Уолкера весьма скверно (в частности — он представлялся в дамских кружевах), и на почве подобного помешательства Тики даже подумал о том, что ему бы следовало просто уйти к себе и хорошенько… расслабиться перед грядущим ужином.