Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник

Она шла мимо лодок, пришвартованных к берегу толстыми канатами. Большинство из них целыми неделями пустовали, а некоторые вообще разваливались: краска на них вздулась, дерево начало гнить. Кое-где на борту копошились люди; на плоских крышах виднелись какие-то растения, а на палубах лежали велосипеды, и когда поднимался ветер, то, проникая между спицами, он издавал резкий свист. Даже в темноте она четко могла определить, какие лодки обитаемы. Ее работа заключалась в том, чтобы сохранять бдительность. Когда они приехали сюда впервые, все казалось захватывающим приключением: они одновременно прятались и обустраивали свой дом. Это их укромный уголок, безопасное место, сказал он: никто не знает, что они здесь, и что бы ни случилось, они могут отступить сюда и подождать, пока не минует опасность. Но потом он уехал и возвращался всего на несколько дней в месяц. Сначала она спрашивала себя, как станет проводить дни, когда окажется одна, но просто удивительно, сколько всего, оказывается, нужно сделать. Во-первых, лодку следует держать в чистоте, а это нелегко, потому что она старая и долго была заброшена, прежде чем они нашли ее. На бортах есть влажные участки, и вода просачивается через пол вокруг душа и туалета и поднимается через доски до самой кухни. Окна представляют собой узкие прямоугольники, в которые совершенно невозможно заглянуть снаружи. Дверь всегда остается закрытой, и когда она стирает свою одежду в крошечной раковине таблетками мыла, которые он ей покупает, а затем раскладывает ее по стульям и столу, чтобы просушить, то воздух начинает пахнуть туманом и немного гнилью.

Когда-то у нее было много места, через большие окна лились потоки света, а на лужайке росли розы. Остались смутные, словно сон, воспоминания о чистых простынях и мягкой одежде. Теперь ее окружали темнота, замкнутое пространство, долгие зимние ночи – такие холодные, что изо рта вырывался пар, а на внутренней стороне крошечных окошек образовывался лед; таинственный свет оплывающих свечей, когда она даже не смела воспользоваться фонарем, работающим от генератора, что он ей дал, страх и боль в животе. Да, даже к страху можно привыкнуть. Можно превратить страх во что-то сильное, полезное и опасное.

Она повернула назад. Дождь все усиливался, а она не хотела промокнуть до нитки. Зима была слишком холодной и слишком длинной. В течение многих недель тропинки сковывал лед или покрывал толстый слой снега. Она, словно дикий зверь, забилась в свою нору и смотрела, как за окнами падают хлопья снега. Ожидание, вечное ожидание.

Скользнув обратно в люк, она потянула его за собой и заперла на замок. Налила в маленький жестяной чайничек ровно столько воды, чтобы хватило на один пакетик чая, поставила его на плиту, повернула ручку и зажгла конфорку одной спичкой. Заметила, что запас газа заканчивается: пламя было слабым и синим. Скоро она уже не сможет сварить себе картошки, которая хранилась под сиденьем сбоку, или наполнить грелку, чтобы хоть чуть-чуть отогнать холод, пробиравший до костей. Возможно, он принесет еще один баллон, когда приедет. И разумеется, он скоро появится. Ее согревала вера.

Глава 7

– Вы шутите!

Рубен откинулся на спинку кресла, всем своим видом выражая восхищение.

Фрида нахмурилась.

– Я собираюсь провести с ней всего лишь несколько минут.

– Это первый шаг.

– Я так не думаю. Карлссон сказал, что хочет, чтобы я посмотрела, смогу ли обнаружить хоть какой-то смысл в ее словах.

– Вы говорили, что больше не намерены принимать участие в работе полиции ни при каких обстоятельствах.

– Я знаю. И не собираюсь. Не надо на меня так смотреть.

– Как «так»?

– Словно вы знаете меня лучше, чем я сама. Это раздражает. Я надеюсь, на своих пациентов вы так не смотрите?

– Я вижу, вы заинтригованы.

Фрида собиралась возразить, но сдержалась, потому что, конечно же, Рубен был прав.

– Возможно, мне следовало отказаться, – медленно произнесла она. – Я думала, что так и поступлю, но неожиданно услышала, что соглашаюсь.