— Какая-то в ней есть дьявольщина… — сказала задумчиво Пэнси, кладя голову на руку с застывшей в воздухе вилкой салата, когда процессия приблизилась к их участку стола.
— В ком? — не поняла Холла. Пэнси мотнула головой.
— Ну… обычная симпатичная девочка.
— Это ты — обычная симпатичная девочка, — саркастически сказала Пэнси, — а она — совершенна.
Вдруг всевидящий профессор резко остановился, подозрительно скосив глаза на уже пройденный участок в двух метрах позади. Из-за этой внезапной остановки всей колонны Гойл влетел в спину Малфою, и тот, развернувшись, отвесил ему затрещину, сопровождая её нелестными комментариями о матери своего пажа.
Снейп повернулся на каблуках блестящих ботинок с острыми носами и тремя широкими шагами преодолел расстояние до девушек. Если бы он не был деканом одной и учителем любимого предмета другой, кровь бы уже застыла в их жилах. Сложно было найти сейчас в этом зале ещё двух человек, вынесших бы случившееся так спокойно.
— Мисс Паркинсон, как долго вы ещё собираетесь злоупотреблять гостеприимством Рейвенкло и моим терпением? — спросил он, едва превышая порог слышимости. Его глаза цвета переспелых оливок буравили Пэнси.
— Профессор, зал же наполовину пуст — сказала она, разводя руками, пытаясь изо всех сил не пялиться на Малфоя, который осматривал её столь же скептически, как если бы застал за столом Гриффиндора.
Снейп, не удостоив ответом, а лишь слегка недовольно сощурившись, развернулся, откинув полы своей длинной пыльной мантии, и оказался лицом к столу Слизерина.
— А ну прочь отсюда, — гаркнул он каким-то первокурсникам, плотно сидящим на скамьях. Напуганные ребята разъехались по сторонам, и образовалось четыре свободных места. — Первая госпожа Стреттон, затем вы, оболдуи, — произнёс он, делая нелепо-грациозный жест в сторону скамьи. Будучи первыми в строю, Имоджен, Крэбб, Малфой и Гойл заняли освободившиеся места. Прочие последовали за профессором к следующему свободному участку.
— Я ревную, — прошептала Пэнси.
— Чего ты боишься, он даже не рядом с ней сидит.
— Если ей кто-то нужен, то она его и из другого флигеля захомутает…
***
Джордж пересёк порог зала и остановился у дверного косяка, бегло осматривая присутствующих. Дженни дружелюбно махнула ему со своего места, он ответил лёгким мановением руки и ничего не значащей улыбкой.
«Не так уж я и голоден», — подумал он, заметив тут же, что недалеко от их отсека рассадки сегодня непривычно сидит слизеринская кодла, да еще и с его феей ночи в составе.
В груди неожиданно неприятно потянуло за какие-то ниточки, о существовании которых Джордж и не подозревал: он скучал по ней. Точнее, по её лицу и телу, такому податливому и покорному, всегда по наивному раскрытому, которое как будто не знало, кто он и что он.
Изгиб всегда идеально ложился в его пальцы. Шоколадный запах волос, прикус мочки уха, все эти ритуалы были уже частью его. А как же она произносит его имя, словно оно само — заклинание, и не хватает только взмаха палочки, чтобы вкупе с ним спасти мир.
Но небольшие острые льдинки в груди мгновенно смело горячим потоком, когда в трех метрах от Имоджен его глаза приметили Холлу, согнувшуюся к Пэнси под влиянием идущего между ними разговора.
Джордж отчаянно навалился плечом на косяк двери.
«Я чертовски хотел бы знать, что в тебе такого…
Холла — звучит почти что как hollow, то есть пустота. За тысячу двести дней под одной школьной крышей сколько раз я шёл мимо, не имея понятия, что мы только что пересекли друг друга в одном из коридоров. На втором курсе я, кажется, одолжил у тебя книгу о травах, и далее ты снова пропала на четыре года, словно была создана лишь для того, чтобы обеспечить меня этой книгой и исчезнуть, как мираж на остывшей земле.
Если бы не бездарность Фреда в трансфигурации, заметил ли бы я тебя хотя бы ещё раз? Узнал ли бы вообще в выпускном альбоме?»
Камелия. Брошенная просто так, из дерзости перед слизеринкой, чтобы побольнее вонзиться ей под лопатки. Цветок, значащий их связь. Любимый цветок Имоджен.
Два года назад, в ночь бала всех святых, они на законных основаниях могли танцевать друг с другом без помех и страха быть застигнутыми. На тот момент они переспали лишь раз, первый из десятков, поэтому сок и мякоть первой ночи били ключом внутри их тел. Было невозможно оторваться друг от друга, хотя правила бала предполагали смену партнёров.
Уизли хотелось сорвать с неё платье и на глазах у всех пробежать языком по этой оливковой ключице к груди, обхватив и втянув в себя каждый сосок, спуститься поцелуями ниже по прессу до пупка…
А Стреттон была просто банально и плоско влюблена, чистейше и впервые в жизни, хотя он и не был её первым. Эта любовь в острой фазе протянулась два месяца и мутировала в энергетическую подпитку, словно Имоджен сама была цветком, а Джордж в её постели — питательным раствором. Однако, как долго живут цветы без подкормки на холодных подоконниках?