Читаем Близнецы на вкус и ощупь (СИ) полностью

— Закажу, не хочу подвергать вас такому риску, девчонки…

Холле удалось выбить справку от мадам Помфри, позволяющую целую неделю не объявляться на занятиях. А чтобы избежать чрезмерной заботы во времена, когда только одиночество могло её вылечить, рейвенклонка озвучила в спальне, что болеет заразной формой Зелёной Тоски, поэтому обитатели обходили её кровать.

Как только девчонки выдворились, Холла достала из ящика старинную серебряную расчёску из магазина родителей, провела по волосам, оставив их свисать с левого плеча, и села за свой столик.

«Привет, Пэн! Я придумала: попробуй читать мои ежедневные записки, как колонку «письма читателей» в Ежедневном пророке, а то можно же помереть от скуки.

Я хорошо спала, пока что пытаюсь использовать запасы своего зелья, без снов ресурс восстанавливается куда быстрее.

Ты видела его? Падма и Элиза не оставляют попыток вытащить меня на завтрак. Может быть, через дня три я смогу преодолеть ту свинцовую тяжесть в ногах, что заставляет меня ложиться в кровать сразу после отправки наших ежедневных посланий. Но я приготовила платье на этот выход: оно висит на спинке стула, на котором я сижу сейчас.

Кстати, «Куда так жизнерадостно-то?» — вот цитата моей мамы о сим предмете моего гардероба. Может, пора в кои-то веки ответить ей: мама, если ты собралась помереть в унынии, то я, пожалуй, спрыгну с этого тонущего корабля на хлипкую шлюпку «жизнерадостности» и погребу куда-нибудь в сторону закатного солнца.

Как ты сама? Как профессор Снейп? Если спросит, скажи, что я принесу все долги сразу после больничного.

Все будет тип-топ. Но ещё не сегодня. Пожалуйста, не осуждай мою слабость (глупость), я сама всё знаю.

Услышимся завтра!

p.s. конечно же, ты не осуждаешь. Обнимаю. Люблю. Х.М.»

Холла свернула записку.

— Папиро левиоса Паркинсон. — Взмах руки, и бумажка протиснулась в щель под дверью и была такова.

Девушка вернулась в кровать и легла лицом к окну. Снизу через щербатый витраж было видно лишь перекошенное бледное небо.

Пятый день. Придется просить продления больничного, потому что в теле всё ещё ломота, ломота отмены. Холла не хочет переходить порог, потому что боится, что тут же, теряя остатки самообладания, понесётся к нему, и будет вести себя как последняя тряпка. Ведь, по сути, на дейтинге она пересеклась с Фредом всего на несколько секунд, и все её незаданные вопросы так и остались царапать изнутри своими изогнутыми знаками с точкой.

Мерлин, насколько же усилились чувства, когда померещилось обещание исполнения мечты? Нелепость. Только помани коржом, как хочется весь торт, и грустно сидеть на скамеечке в своих фантазиях уже не получится.

И неизвестно, куда растворились боль и чувство предательства, потому что опять лишь улыбка разъезжается на воображаемой киноплёнке перед глазами, а не щелочной взгляд поверх комикса. Тошно от себя.

Девушка зарылась поглубже в ворот пышнотканого халата, отдающего её Miss Dior.

«Но оно пройдёт. Пройдёт же? Или я просто идиотка с высокой успеваемостью и помру на его могиле, как какая-нибудь Адель{?}[Имеется в виду Адель Гюго, в честь которой назван «синдром Адели» - психическое расстройство, любовная одержимость, похожая на наркотическую зависимость.]?»

Да. Фред изменил её своим появлением, но сам остался собой. И в этой версии то лучшее, что Холла видела в Джокере Уизли, цвело где-то ещё, на берегу подземных рек, никогда не пробиваясь на поверхность, под солнце. Оно не готово, не вызрело. Фред и сам не в курсе, что оно у него есть. Положить свою жизнь на росток, выросший на берегах Стикса{?}[В древнегреческой мифологии Стикс — это река в подземном царстве бога смерти Аида. По ней Харон перевозил на лодке души умерших из мира живых в мир теней.] — не безумие ли?

«У тебя есть и другая жизнь, так ведь?»

Была когда-то, среди толченых рогов носорога и кожи бумсланга, с закатанными рукавами и наполированными ложками из стекла, дерева, олова и камня. Туманный путь в карьеру зельевара — как простой вывод из этого.

Возможно, дело не в нём, а в том, что Холла никогда не сделала ничего вопреки своим естественным порывам, и в этом беда. Комфортное течение по проторенной расщелине, оберег от ответственности и разочарований от принятых решений.

А что, если идти не туда, куда дует ветер? Словосочетание «вызов себе» еще никогда в жизни не звучало в её мыслях. Зачем вызов, если можно без него? Элементарная формула плесневой зоны комфорта, запах которой вдруг отчетливо ударил в нос.

«Ну и что. Я смогу без тебя. Обдерусь, обобьюсь. Научусь. Как? Как-нибудь».

…Только пожалуйста, ещё всего несколько минут на последний забег по закоулкам памяти перед тем, как удалить привычку перебирать шкатулку, в которую едва-едва что-то наскреблось: это девушка тоже ощущает впервые.

Перейти на страницу:

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство