Близнецы на вкус и ощупь (СИ)

— Я доварил Зелье Украшения, кстати, — вставил Фред, отбирая булочку с тарелки Симуса. Подумав, он разделил её надвое и вернул половину. — В том году, если бы не этот один перевесивший балл, я бы на метле улетел из Хогвартса навсегда и вложил бы всю энергию в магазин.

— Признаться, я и сам был готов, но сейчас понял, что школа-то практически прошла. Надо взять от неё всё.

Договорив, Джордж бросил взгляд через два ряда на заполненный стол Рейвенкло и различил узкое лицо Холлы. Она весело о чем-то болтала с Парвати, активно рисуя в воздухе руками жесты, возможно, означавшие схемы движения палочки при колдовстве чар.

— Может, я и не окажусь на стене почёта, принеся Гриффиндору пятьдесят очков, но уж точно не собираюсь плестись в конце списка, как последний неудачник, — Джордж отпил зелёного чая с наколдованной в него долькой лимона и тут же ощутил себя бодрее.

***

Первыми в тот же зал, но уже переоборудованный под экзаменационный, впустили Гриффиндор. Изящные одноместные парты из ясеня были расставлены по две с целью экономии места, но небольшое пространство, оставленное между, усложняло потенциальное списывание. На столешницах с уникальными прожилками натурального узора деревьев располагались лишь перья и чернильницы. Пергаменты материализуются в строго отведённый час, чтобы времени на выполнение задания у всех было поровну.

Поток шестикурсников с красными нашивками на мантиях, словно чёрная река, если посмотреть сверху, растекался по залу, распадаясь на отдельные единицы — каждому студенту предназначалось именное место. Джордж был одним из первых, опустившихся на стул: поскольку фамилия Уизли находилась на задворках алфавита, его парта располагалась ближе к концу зала, у входной двери.

«Скорей бы всё это кончилось», — думал Джордж с лёгким волнением слушая, как отодвигаются стулья вокруг. Знания в его голове присутствовали, но, судя по ощущениям, танцевали канкан и готовы были пуститься в пляс за пределами сознания в любой момент.

После Гриффиндора неторопливо вошли Рейвенкло, затем Хаффлпафф и Слизерин. Успевшего уже за это время отвлечься парня из мыслей о скорой встрече с Норой, с её уютной продавленной постелью в углу комнаты, вырвал сполох шёлка у левого уголка глаза. От повеявшего запаха чернослива желудок без всякого предупреждения скрутило в спираль. Джордж замер, боясь повернуть голову, как будто это могло стереть из действительности факт того, что за соседнюю парту в метре от него села Имоджен.

«Начали!» — раздался голос МакГонагалл, и на столах перед десятками глаз материализовались экзаменационные пергаменты. Джордж сглотнул и протянул руку к листам; шелест бумаги разнёсся по помещению.

Он решал задачи на автопилоте, невероятно простыми казались они по сравнению с существованием рядом с Имоджен, чья черноволосая голова неподъёмно склонилась над испытанием, завесив ширмой волос все черты лица. Гриффиндорец справился на двадцать минут раньше отведённого времени и не нашёл в себе сил перепроверить ответы.

— Эй, Джордж! —раздалось вдруг шёпотом со стороны девушки, когда тот ставил финальную подпись Джордж Фабиан Уизли на обложке. Он осторожно, словно котёнок, впервые видящий зеркало, повернулся, встречаясь с зелёными глазами бывшей любовницы. Имоджен была в этот момент так не похожа на себя ту в гостиной Слизерина в их последнюю встречу… Спокойное тепло излучали глаза, словно она выстирала собственную память с отбеливателем.

«Как она могла сохранить такое выражение в моем присутствии после всего, что я натворил?»

Имоджен, виновато улыбаясь, помахала сломанным пером в руке. Джордж понял и протянул своё, убедившись, что никто не обращает внимания на подозрительное взаимодействие, но галёрка оставалась незамеченной слабым уже зрением профессора МакГонагалл.

Нежная рука, столько раз им целованная, блеснула чем-то ослепительно прекрасным, когда коснулась предлагаемого пера, слегка задев кисть Уизли. Он не мог оторвать глаз от бриллианта, украшавшего безымянный палец Стреттон. Такую красоту разве что в Гринготтс хранят…

Имоджен поставила подпись на страницах и вернула перо. Приготовив палочку для того, чтобы направить пергамент в стопку завершённых работ, она заметила застывший взгляд Джорджа.

— Я ухожу из школы, — шепнула она, и в глазах впервые промелькнула грусть. — Сегодня последний день, и, видимо, судьбе было угодно, чтобы я всё же попрощалась с тобой лично.

Эпоха — в этих глазах. Пепелище их безумной жертвенной страсти.

«Моя ночная принцесса», — сердце Джорджа пропустило удар, вспоминая. — «Я бежал к тебе по первому зову сломя голову два года, чтобы затем растоптать, не имея смелости даже сейчас произнести — прости. Даже спустя столько времени. Как карточный домик, схлопнулись казавшиеся устоявшимися отношения перед первым же катаклизмом, чередой неверных реакций, спровоцированных Обливиэйт. Мы родились невовремя, уже сразу обречёнными. Но стояли. До поры. До вызова, до маленькой зубочистки в колесе велосипеда.