– Дело на мази… Ну и народ! Мурины по обличью настоящие – а надо правду сказать, нам у них поучиться. Ни одна денег не взяла. Я сначала постерегся, а потом вижу никто не грабит. Стыдно стало. Сам начал соваться к ним с их розовыми бумажками, сымайте – де, потрошите купца. Коли вам Бог счастье послал – не упускайте своего. Ну и что же бы вы думали, Василий Иванович, как они меня оконфузили? То есть ни одна шельма не попользовалась. За Рассею стыдно! Потому наши патриоты при таком случае вот бы как обчистили. А тут мурины и вдруг такая у подлецов совесть. К ихнему попу сунулся – поп ласковый. Мурчит все… Струйкой знаешь… Аж в сон вогнать может. И, представь себе, какой народ, даже поп денег не взял. «Не за что – де… Мы за близнецов св. Николая рады…» Положим, и я не промах. Сейчас нанял рабочих золотить плафоны над алтарем угодника Божьего… А все – таки, как же это без грабежу? Вот и бабы эти – выхолили, вызволили Бепку с Пепкой (имена только, прости Господи, собачьи дали), а ведь одним угощением и принимают благодарность. Пеппина тут есть, баба я тебе скажу стоеросовая. Только бы ей за русским купцом быть – она ведь выпоила деток. Я уж ей хотел особо – так она на меня как замашет да заболбочит. А Кукса переводит: если – де я с тебя деньги возьму, так мне св. Николай помогать не станет. Чудаки! У нас бы кто св. Николая побоялся? Разве только что для отвода глаз, свечку ему потолще – гори, любезная! Я так думаю – понимай эта Пеппина по нашему, по – православному – сейчас бы я ее за себя взял. Салоп ей бархатный, перину пуховую, живи и радуйся. Теперича, Василий Иванович, одно я вам скажу, столь я просветился, что Европ этих всех и не боюсь вовсе. Прежде я так думал: у нас в Рассее народ, а и здесь зверье, живоглоты – и вдруг совсем напротив. Я даже в церкви обещание дал каждый год Бепку с Пепкой возить сюда на свидание с родичами. Потому они все теперь мне как бы свойственники. Был один, а теперь гляди – ко, какая у меня компания. А только вот что, ты уж помоги мне. Хочу я одарить их. Пойдем по лавкам, денег – то они не берут, ну, а я насчет брошек и браслетов – бабьи души не выдержат. Сомлеют. Только посолиднее! Вишь какие у них, у баб здешних, собственные фасады на улицу. Тут надо, чтобы фасоном потяжелей было. По комплекту!
– А где же близнецы?
– Бепка у своего у каноника, Пепка где – то у старух на последки пропадают.
– Они – то горюют верно?
– Детки? С чего это? Сидят да таращутся. Сначала еще спотыкались. Должно быть сомнительно им было, откуда это вдруг родня объявилась. Ну, а потом как прикормил я их, смеяться стали. Бегают по комнате, играют. Ничего, ребята славные.
По – нашему они живо обучатся. Приезжай к нам через год, от природных рассейских купеческих сорванцев ничем их не отличишь. Боялся, как бы они здесь не почернели. Думал, – эких муринов привезу с собой! Нет, совсем калуцкие, и глаза у них и волосики наши. Тут у них приятель объявился. Нищий Семён. Сманивал я его к нам – нет. У вас, говорит, солнца такого не бывает, и неба здешнего нет, ну, и убирайся к черту. Хотел я ему угол купить, что бы было где помереть ему. А он мне опять – таки по – своему – мой дом вся земля. Куда хочу, туда и иду. Холодно, – мне везде рады, в любой семье отогреют. А тепло, – так лучше моей паперти и места на свете нет. Дорого бы наши столоверы за него дали. Потому, мужик он умственный. Эй, ты, Кукса? Пей сам, чего ты.
Кукс пил кислое вино и морщился. В комнату показалась было Пеппина, но, увидев меня, подалась назад.
– Чего ты спужалась? – заорал на нее Силантий Михайлович. – Видишь, сидят российские люди – входи.
Я заговорил с нею.
– Вам скучно будет без Бепи и Пепы.
– Они приедут в будущее лето… Что же делать. Нельзя мешать детям быть счастливыми. Отец Франческо говорит, что их дядя очень богат. И они станут впоследствии миллионерами. И потом – судьба. Каждый должен принадлежать своему народу. И если он, синьор Silentio, отыскал их, значит его сам св. Николай привел сюда. Хотел своим близнецам вернуть их настоящее отечество. Разве мы могли отнять у них будущность? Разумеется, нет. Мы не для того их выкормили и поставили на ноги…
– Поезжайте и вы с ними в Россию.
– Мы? Как это?
– Вы очень нравитесь синьору Silentio.
– Ну, что ж из этого?
– Выходите за него замуж.
– Я вдова простого рыбака… Слишком привыкла к своему Бари, чтобы какая – нибудь другая сторона понравилась мне. И потом, вы знаете наш обычай. В Апулии вдовы не выходят замуж. У нас говорят, что такому браку ангелы плачут на небе!
– А иначе вы вышли бы за моего соотечественника?
– Отчего же. Он добрый. И при этом отлично ест – значит здоров. С ним должно быть легко…
Я перевел это Силантию Михайловичу. Все засмеялись.
В полдень, в тот же день, я его встретил на улице. Он шел с Бепи и Пепой. Дети справа и слева ухватили его за руки и преважно старались попадать с ним в ногу.
– Видали? – кричал он мне издали. – Семья – с. Как Господь повелел.
– Да!