Близнецы-тираны (ЛП)

— Я не знаю, о чем, черт возьми, ты думал, рисуя Джун таким образом, — сказал он мне разъяренным тоном. — Сидя у тебя на колене… Ради всего святого, ей девятнадцать. Слишком взрослая, чтобы сидеть так. Ты вкладываешь идеи в ее голову. Ты заставишь ее думать, что она тебе нравится.

— Может быть, она мне действительно нравится. — Улыбаюсь я. — Может быть, она мне очень нравится.

— Ты серьезно? — Он встал передо мной, тяжело дыша, когда мы столкнулись взглядами. — Мы потратили годы, размышляя над этим, Паркер. Я думал, что выкинул эту идею из твоей головы раз и навсегда.

— Ты имеешь в виду, ты думал, что выбил из меня эту идею? — Невинно повторил я, поправляя его. — Потому что это то, что ты делал, не так ли, папа? Ты бил меня до тех пор, пока не решил, что я, блядь, вылечился. Что ж, новости, блядь, срочные, ты не можешь вылечить одержимость! Ты можешь сделать только хуже.

— Ты чудовище, — прямо сказал он мне, и я рассмеялся ему в лицо.

— Это заняло у тебя много времени, — прорычал я. — Ты должен был знать все эти годы, что плохое семя не изменить. Я всегда был плохим яблоком, белой вороной в этой семье, не так ли? Кейд, блудный сын, ты принимаешь его с распростертыми объятиями, как бы сильно он ни облажался. Но не я. Ты всегда отталкивал меня.

— Ты никогда не спрашивал себя, почему? — Он потер виски, его дыхание стало еще тяжелее. — Я боюсь тебя, Паркер. Мы все тебя боимся. Того, кем ты стал.

Я поднялся со стула, надвигаясь на мужчину, пока его спина не оказалась плотно прижатой к стене, когда я зарычал ему в лицо:

— Я такой, каким ты, блядь, меня сделал, папа.

— Не вини в этом меня. — Он откинулся назад, кашляя. — Не вини во всем этом меня.

— И что тогда? — Рассмеялся я. — Тот факт, что у меня не было матери? Что Кейд всегда привлекал к себе внимание? Что я хочу выебать мозги Джун? Обвиняй кого угодно и во всем, что хочешь, папа. Это не изменит фактов.

— Каких фактов?

— Что я, наконец, сильнее тебя. — Я отогнул рукав его рубашки, ухмыляясь, когда увидел синяки. — Видишь? Сильнее. Лучше. Злее.

Он снова начал кашлять, пытаясь отдышаться, и я застонал. Я оставил его согнувшимся пополам у стены, выдвигая ящик в его столе.

— В каком ящике?

— Третий, — прохрипел он.

Я вытащил его лекарство. Папа был полным мужчиной, и за последние несколько лет он принимал несколько лекарств. Я посмотрел вниз на то, что было у меня в руках. Ингалятор от астмы и два флакона таблеток. Одна комбинация таблеток облегчила бы его боль. Другая бы убила его.

Я высыпал несколько таблеток на ладонь, налил стакан воды из графина на столе и принес их ему. Он проглотил таблетки, запивая их большими, жадными глотками воды. Распылил ингалятор ему в рот. Ждал мгновенного облегчения, которое обычно приносили ему таблетки. Но на этот раз этого не произошло.

— Ты сделал мне много плохого, — задумчиво сказала я ему. — Ты заморочил мне голову, и Кейду, и Джун, и Рейчел. Наверное, и маме тоже, когда она еще была рядом. И ты всегда называл меня чудовищем. Я думаю, что сначала тебе следует долго и пристально смотреть в зеркало. Увидеть, кто настоящий монстр.

— Какого черта ты…? — Он снова начал хрипеть, пытаясь отдышаться.

Я схватил его за плечи и подвел к горизонтальному зеркалу на стене. Снова начался приступ кашля, и я похлопал его по спине, пока мы смотрели на наши отражения.

— Ты сделал меня тем, кто я есть, — сказала я ему. — Плохим яблоком. Но опять же, папа, яблоко от яблони недалеко падает. Помнишь?

Его глаза покраснели, и я понял, что мой план сработал. Он прикрыл рот рукой, чтобы откашляться, а когда отдернул руку, на ладони у него были пятна крови.

— Это все твоя вина, — мягко продолжил я. — Может быть, в своей следующей жизни ты сделаешь лучший выбор. Но теперь уже слишком поздно.

Он прислонился к зеркалу, размазывая капли крови по всему стеклу.

— А теперь сделай глубокий вдох, если сможешь. — Я мягко улыбнулся, похлопав его по спине. — Это может быть твоим последним вздохом.

Тогда он начал задыхаться, а я наблюдал за этим с улыбкой на губах, мысленно считая до десяти. Тогда я начал звать на помощь. Но к тому времени, когда Рейчел, Кейд и Джун вбежали в кабинет, было уже слишком поздно. Он рухнул перед ними, сильно ударившись об пол. Было уже слишком поздно, мы все знали это еще до того, как приехала скорая помощь.

Он исчез.

***

Джун больше не спрашивала о картине, что немного странно. Я подумал, что она захочет увидеть себя, посмотреть, как я ее нарисовал. И мне доставило бы определенное мрачное удовлетворение увидеть выражение ужаса на ее лице, когда она увидит, какой я ее себе представлял. Беспомощная марионетка на ниточках, управляемая своим хозяином, то есть мной.