Близость

А разве не предательски я поступила, опозорив ее на званом ужине перед мисс Палмер и мистером Дансом? – возмущенно осведомилась мать. Она всегда знала, чем кончатся для меня визиты в Миллбанк, и вот теперь доктор Эш подтвердил: из-за них ко мне опять вернулась болезнь, от которой я только-только начала оправляться. У меня стало слишком много свободы, а она пагубна для человека с моим характером. Я чересчур впечатлительна, общение с грубыми арестантками дурно на меня влияет, заставляет забывать о приличиях. У меня слишком много свободного времени, чтобы предаваться разным нелепым фантазиям… и так далее и тому подобное.

– Мистер Шиллитоу прислал записку, в которой справляется о твоем здоровье, – под конец сообщила она.

Оказывается, письмо пришло на другой день после моего визита. Она сама на него ответит, сказала мать, напишет, что я очень больна и вынуждена прекратить посещения тюрьмы.

Спор с матерью совсем меня обессилил, но последнее ее заявление вызвало неожиданный прилив ярости. «Да будь ты неладна, сука!» – подумала я, и злобные слова прозвучали в моей голове совершенно отчетливо, будто произнесенные каким-то вторым, потайным ртом. Они раздались так ясно, что я вздрогнула, испугавшись, что и мать тоже услышала. Но она просто повернулась и направилась к двери – твердой и решительной поступью, при виде которой я тотчас поняла, как мне следует себя вести. Вытерев губы платочком, я поспешно сказала, что ей нет необходимости утруждаться, я сама напишу мистеру Шиллитоу, прямо сейчас. Она права. Я прекращу поездки в Миллбанк.

Я старалась не встречаться с ней взглядом, и мать, очевидно, сочла это признаком стыда и раскаяния; она снова подошла ко мне и положила ладонь на мою щеку:

– Я всего лишь забочусь о твоем здоровье, Маргарет.

Ощутив холодное прикосновение ее колец, я вдруг вспомнила, как она пришла ко мне, когда меня вернули к жизни после попытки отравления. В черном платье, с неприбранными волосами, она припала головой к моей груди и вымочила слезами мою ночную сорочку.

Теперь мать подала мне бумагу и ручку, а сама встала в изножье кровати, выжидательно на меня глядя. Я начала писать:

Селина Доус

Селина Доус

Селина Доус

Селина Доус…

С минуту понаблюдав за мной, водящей пером по бумаге, мать удалилась. Я тотчас же встала и сожгла листок в камине.

Затем вызвала звонком Вайгерс и сказала, что вышло недоразумение: платье нужно почистить, но никуда не убирать, а вернуть мне позже, когда моей матери не будет дома; ни миссис Прайер, ни Эллис знать про платье не обязательно.

Потом я спросила, есть ли у нее письма, которые нужно отправить, и Вайгерс кивнула: да, есть одно. Тогда я велела сейчас же сбегать к почтовому ящику, а если кто спросит – сказать, что она исполняет мое поручение. Неловко потупившись, Вайгерс сделала книксен.

Это было вчера. Позже пришла мать и снова положила ладонь на мою щеку, но я притворилась спящей и глаз не открыла.

Сейчас к дому с грохотом подкатил экипаж: миссис Уоллес заехала за матерью по пути на концерт. Мать наверняка вот-вот явится, чтобы дать мне лекарство перед уходом.

Ездила в Миллбанк, видела Селину. Теперь все переменилось.

Разумеется, там меня ждали. Во всяком случае, привратник встретил меня значительным взглядом, а у входа в женский корпус поджидала матрона, которая сразу же проводила меня в кабинет мисс Хэксби, где уже находились мистер Шиллитоу и мисс Ридли. Все было как в день нашей первой ознакомительной беседы – сейчас мне кажется, что она происходила в какой-то другой жизни, хотя днем так не казалось. Тем не менее я тотчас почувствовала перемену по сравнению с прошлым разом: мисс Хэксби совсем не улыбалась и даже мистер Шиллитоу выглядел мрачноватым.

Он сказал, что очень рад снова видеть меня. Не получив ответа на свое письмо, он уже начал бояться, что неприятное происшествие, имевшее место на минувшей неделе, навсегда отпугнуло меня от Миллбанка. Мне просто немного нездоровилось, ответила я, а письмо мне забыла передать служанка-недотепа. Я заметила, что мисс Хэксби разглядывает тени на моих щеках и вокруг глаз – вероятно, мутных после дозы лауданума. Однако без лекарства я выглядела бы еще хуже, поскольку больше недели не выходила из комнаты, а оно все-таки придало мне немного сил.

Мисс Хэксби выразила сначала надежду, что я вполне оправилась, а затем сожаление, что ей не удалось побеседовать со мной сразу после происшествия.

– Кроме бедной мисс Брюер, рассказать о случившемся было некому. Доус хранит упорное молчание.

Мисс Ридли шаркнула башмаками, принимая позу поудобнее. Мистер Шиллитоу не произнес ни слова. Я спросила, сколько времени Селину продержали в темной. Три дня, последовал ответ. Без судебного постановления держать там женщин дольше не разрешается.

– Три дня в карцере, мне кажется, очень уж суровое наказание, – сказала я.

За нападение на матрону? Мисс Хэксби так не считала. Мисс Брюер столь серьезно пострадала и испытала столь тяжелое потрясение, что навсегда покинула Миллбанк – и вообще тюремную службу.

Мистер Шиллитоу потряс головой и вздохнул:

– Скверная история.