Я кивнула, потом спросила:
– А Доус? Как она сейчас?
– Да так, как и заслуживает, – ответила мисс Хэксби. – Теперь щиплет паклю в блоке миссис Притти, ну и само собой, ни о каком переводе в Фулэм больше и речи нет. – Тут она в упор на меня посмотрела и выразительно добавила: – Полагаю, по крайней мере
Я ожидала чего-нибудь подобного. Очень ровным голосом я сказала, что действительно рада, поскольку именно сейчас Доус, как никогда, нуждается в друге и советчике. Теперь она гораздо больше, чем раньше, нуждается в сочувствии добровольной посетительницы…
– Нет, – перебила мисс Хэксби. – Нет, мисс Прайер.
Как я могу говорить такое, спросила она, когда именно мое сочувствие повлияло на Доус столь дурно, что в конце концов она напала на надзирательницу и устроила беспорядок в камере? Когда именно мое особое внимание к ней стало прямой причиной этой дикой вспышки?
– Вы называете себя ее другом, – продолжала мисс Хэксби. – Но до ваших посещений она была самой смирной заключенной во всей тюрьме. Что же это за дружба, которая пробуждает в тихой и послушной девушке такое неистовство?
– Вы намерены запретить мне видеться с ней, – сказала я.
– Я намерена позаботиться о ее душевном покое ради ее же блага. Пока вы рядом, она не будет спокойна.
– Она не будет спокойна без меня!
– Волей-неволей научится.
– Мисс Хэксби… – начала я, но запнулась, поскольку едва не сказала «мама»! Я взялась за горло и посмотрела на мистера Шиллитоу.
– Срыв у нее случился очень серьезный, – сказал он. – А вдруг в следующий раз она ударит вас, мисс Прайер?
– Меня она не ударит! – твердо возразила я.
Неужели они не видят, сколь ужасно положение Селины Доус и как мои посещения его облегчают? Ведь стоит только подумать: разумная тихая девушка – самая смирная заключенная во всем Миллбанке, по словам самой же мисс Хэксби! И стоит только подумать, что́ с ней сотворила тюрьма, – она не пробудила в ней ни раскаяния, ни желания стать лучше, но лишь сделала настолько несчастной, настолько неспособной представить иную жизнь, вне своей камеры, что она бьет надзирательницу, пришедшую с сообщением, что привычные стены придется покинуть!
– Обреките Доус на молчание, лишите ее моих посещений, – сказала я, – и вы сведете ее с ума – или же попросту убьете…
Я продолжала в том же духе и быть более красноречивой не смогла бы, даже если бы отстаивала собственную жизнь, – впрочем, сейчас я понимаю, что именно свою жизнь я и отстаивала; правда, мне кажется, будто моим голосом говорил кто-то другой. Я видела, что мистер Шиллитоу опять погрузился в задумчивость. Дальнейший наш разговор толком не помню. Знаю лишь, что в конечном счете мистер Шиллитоу согласился с моими доводами и разрешил мне по-прежнему навещать Селину Доус, – ну а они все будут внимательно следить за ее состоянием.
– Кстати, матрона миссис Джелф высказалась в вашу пользу, – заметил он.
Вероятно, данное обстоятельство тоже повлияло на его решение.
Мисс Хэксби сидела, не поднимая глаз, и только когда мистер Шиллитоу удалился, а я встала, собираясь проследовать к камерам, она вновь на меня посмотрела. Меня удивило выражение ее лица – не столько сердитое, сколько расстроенное и смущенное. Ну конечно, она уязвлена, подумала я, ведь мистер Шиллитоу прислушался ко мне, а не к ней.
– Давайте не будем ссориться, мисс Хэксби, – сказала я, и она тотчас ответила, что у нее нет ни малейшего желания со мной ссориться, просто я пришла в ее тюрьму, ничего о ней не зная… тут мисс Хэксби на мгновение замялась и бросила быстрый взгляд на мисс Ридли.
– Да, я нахожусь в подчинении у мистера Шиллитоу. Однако он не вправе здесь распоряжаться, поскольку тюрьма все-таки женская. Мистер Шиллитоу не понимает здешних нравов и настроений. Однажды я в шутку сказала вам, что сама отсидела очень долгий срок, – но на самом деле так оно и есть, мисс Прайер, и я знаю решительно все о воздействии тюрьмы на женскую душу. Мне кажется, вы – как и мистер Шиллитоу – не знаете, не можете понять природу… – она поискала нужное слово и повторила уже произнесенное: – нрава… низменного и дикого нрава, который проявляется у женщин вроде Доус в полном заточении…
Казалось, она с трудом подыскивает слова – подобно своим подопечным, тщетно пытающимся найти словесные выражения за пределами обычного тюремного лексикона. Впрочем, я понимала, что́ она хочет сказать. Но нрав, о котором она говорила… он грубый, заурядный… такой у Джейн Джарвис, у Эммы Уайт, но только не у Селины и не у меня. Не дав ей продолжить, я сказала, что непременно учту все предостережения. Мисс Хэксби еще несколько секунд буравила меня взглядом, а потом велела мисс Ридли проводить меня к камерам.