Близость

Сегодня, пока матери не было дома, я съездила к Селине. Она все еще в блоке миссис Притти и все еще плоха, пальцы у нее кровоточат сильнее прежнего, но она не плачет. Она в точности как я. «Теперь, когда я знаю, ради чего приходится терпеть, я вынесу все, что угодно», – сказала Селина. Страстная решимость горит в ней, но сейчас приглушена, как пламя под ламповым стеклом. Я боюсь, вдруг надзирательницы почуют в ней скрытое возбуждение и обо всем догадаются. Я обмирала от страха сегодня, когда они на меня смотрели. Я шла по тюремным коридорам, и меня била дрожь, как будто я здесь впервые; я вновь явственно ощутила громадные размеры и сокрушительный гнет тюрьмы – ее стен, засовов, решеток, замков, ее бдительных стражей в одеждах из шерсти и кожи, ее запахов и звуков, будто отлитых из свинца. И пока я шла по коридорам, мне казалось, что глупо даже помышлять о побеге отсюда. Лишь когда я увидела Селину и почувствовала ее страстную решимость, ко мне вернулась уверенность.

Мы говорили о приготовлениях, которыми я должна заняться. Нам понадобятся деньги, сказала Селина, все деньги, какие мне удастся раздобыть. Понадобятся одежда, обувь и дорожные сундуки. Купить все следует здесь, не откладывая до Франции, поскольку в поезде нам нельзя ничем выделяться: мы должны выглядеть как обычные дама с компаньонкой, путешествующие с багажом. Я об этом даже не подумала. Думать о подобных вещах в своей комнате порой кажется просто глупым. Но когда я слушаю, как Селина с горящими глазами излагает подробности нашего плана и отдает распоряжения, это глупым совсем не кажется.

– Нужны билеты на поезд и корабль, – прошептала она. – И еще дорожные паспорта.

Я сказала, что паспорта я выправлю: Артур как-то объяснил мне, куда за ними обращаться. Собственно говоря, я знала все, что требуется сделать для поездки в Италию, ибо Присцилла все уши нам с матерью прожужжала своими рассказами о приготовлениях к свадебному путешествию.

– Вы должны быть готовы к моему приходу, – сказала затем Селина, и, поскольку она еще не говорила, как это произойдет, я невольно задрожала.

– Мне боязно! – призналась я. – Следует ли ждать чего-то странного? Я должна буду сидеть в темноте и произносить заклинания?

– По-вашему, это так происходит? – улыбнулась Селина. – Нет, это происходит через… любовь, через желание. Вам нужно лишь захотеть, чтобы я оказалась рядом, и я приду.

Она добавила, что я должна делать только то, что она скажет.

Когда вечером мать попросила почитать ей, я взяла «Аврору Ли». Еще месяц назад мне бы и в голову не пришло такое. Увидев книгу, мать сказала:

– Прочитай мне сцену, где бедный Ромни возвращается, весь в шрамах и слепой.

Но я не захотела читать эту часть – думаю, никогда больше не буду ее перечитывать.

Я выбрала Книгу седьмую, где содержатся речи Авроры, обращенные к Мэриан Эрл. Я читала около часа, а когда закончила, мать улыбнулась и сказала:

– Как приятно нынче звучит твой голос, Маргарет!

Сегодня я ни разу не взяла Селину за руку – она теперь не позволяет из страха, как бы надзирательница не увидела. Но во время нашего разговора я сидела, а она стояла прямо передо мной, и я выставила ногу вперед, придвигая свой жесткий зимний башмак к ее грубому тюремному. И тогда мы немного приподняли наши юбки, полушерстяную и шелковую, – совсем чуть-чуть, только чтобы соприкоснуться кожаными носками башмаков.

23 декабря 1874 г.

Сегодня мы получили от Прис и Артура посылку, а также письмо с известием, что они возвращаются 6 января, и приглашением всем нам – матери, мне, Стивену, Хелен и Джорджи – погостить до весны у них в Маришесе. Разговоры о подобном продолжительном визите велись уже давно, но я не знала, что мать предполагает отправиться туда столь скоро. Она намерена выехать во вторую неделю нового года, 9 января, то есть меньше чем через три недели. Новость повергла меня в панику. Я сказала, что они едва ли ждут нас так скоро после своего возвращения. Все-таки Прис теперь хозяйка огромного дома с многочисленной прислугой. Не следует ли дать ей время освоиться с новыми обязанностями? Мать ответила, что именно сейчас молодая жена нуждается в материнском совете.

– Мы не можем рассчитывать на помощь Артуровых сестер, – сказала она.

А потом выразила надежду, что я буду немножко добрее к Присцилле, чем была в день свадьбы.

Мать считает, что знает все мои слабости. Но разумеется, о самой большой из них она и не догадывается. На самом деле я уже больше месяца не думала о Присцилле и ее заурядных достижениях. Все это осталось позади. Я уже постепенно отдаляюсь от своей прежней жизни и от всех людей в ней: от матери, Стивена, Джорджи…

И даже от Хелен. Вчера она была здесь.

– Правда ли, что твои нервы успокоились и окрепли, как говорит мать? – спросила Хелен.

Она не может отделаться от мысли, что я храню лишь наружное спокойствие – что просто скрываю свои тревоги тщательнее, чем когда-либо.