Блог «Серп и молот» 2014–2016

Первый — продать произведенные избыточные средства производства за границу. На вырученную валюту закупить там продукцию потребления и реализовать ее на внутреннем рынке.

Помните, что я писал о гордости совкодрочеров по поводу экспорта станков? Про то, что тысячи советских рабочих было задействовано на производстве одного станка, проданного в швейцарии, а потом один европейский рабочий на этом станке производит продукцию, которую за валюты наши твари покупают, что бы удовлетворить спрос советских рабочих на эту продукцию?

Выход, но выход усиливающий наших конкурентов и разоряющий нас.

Второй — задрать до дикой величины цены на продукты потребления, которыми промышленность не может насытить рынок. Гнать их в торговлю по ценам, многократно превышающим себестоимость. Вот такой мощный насос. Самый удобный ресурс для такого насоса — алкоголь. Особенно водка. Себестоимость литра спирта, если точно помню, 4 копейки была. Цена 200 грамов спирта в торговле (0,5 литра водки) — 3–4 рубля.

Но одной водкой не обойдешься. На продукты питания и одежду тоже особо цену не задерешь. У нас все-таки армия была не контрактная, всеобщая воинская обязанность. Народ мог так побунтовать, что на всех осинах висели бы коммуняки из райкомов. Новочеркасск их напугал всё же. Тогда придумали такую фигню, как «предметы роскоши». В нее включили всё, что только можно, а не только ювелирку. Ковры, посуду нормальную, мебель нормальную, автомобили… Себестоимость «Жигулей» была что-то около 400 рублей, как тогда говорили, а продавали их по 5000–6000. Тоже мощный насос.

И, наконец, третий выход — снизить расходы на тех работников, которые непосредственно не заняты в производительной сфере, особенно в производстве средств производства. Сократить там фонд заработной платы до такой степени, чтобы он не давил на внутренний рынок. Да еще, по возможности, и эту сферу, особенно сферу услуг, урезать насколько можно.

Как это выглядело, я покажу на примере советской медицины и советского сельского хозяйства. Не удивляйтесь пока. Я знаю, что врачей в СССР было больше на 1000 человек населения, чем в любой другой стране. Но то, что там происходило, в нашей медицине, да и в сельском хозяйстве, можно назвать только глумливой эксплуатацией работников…

* * *

Когда я принял решение в конце 4-го курса завязать с дальнейшим медицинским образованием, и, уже получив отношение на перевод в сельхозинститут, поставил об этом в известность мать, дома случилась «небольшая» паника. Мать гордилась перед подругами в селе, что ее сын учится на врача, а тут такое крушение всех родительских надежд.

Моим словам, что я не хочу половину жизни прожить в нищете, она не поверила. Рычагов давления на меня у нее не было, потому что я денег у нее не брал. С первого курса на себя сам зарабатывал. Осталось ей только меня во лжи уличить. Она опасалась, что я что-то натворил, поэтому меня из института выперли. Да и по селу начали ходить злорадные слухи, что Петька Балаев попался на уголовщине и его вот-вот посадят, а перед судом исключили из института. Хрен его знает, откуда такие слухи появились, наверно просто односельчане вспомнили мою школьную юность. Тот еще фрукт был.

Мария Алексеевна, женщина достаточно хитрая, прикинулась больной и поехала в районную больницу на прием к знакомой врачихе, хирургу Людмиле Ивановне Пидорич. Людмила Ивановна была у нас в семье очень уважаемым человеком. Она и мою мать по поводу грыжи оперировала (это совкодрочерам про условия труда в СССР, потаскала мамаша мешки и бидоны на ферме), и меня, фактически, от смерти спасла. Оперировала мне аппендицит уже с перитонитом. Врачи знают, что это такое и уровень Людмилы Ивановны, как хирурга, понимают.

Вернулась из больницы мать ошеломленная. Ее разведопрос закончился тем, что хирург районной больницы обозвала Марию Алексеевну дурой, если она считает, что сын сделал что-то неправильно, бросив медицину…

Какое-то странное здравоохранение было в позднем СССР. Нам в институте говорили, что у нас и врачей больше, чем у всех, и по количеству койкомест мы в лидерах. Только у нас и врачей не хватало, и кровати с больными почти постоянно в коридорах больниц стояли. Вспоминайте те реалии, кто застал их в сознательном возрасте. Вспоминайте. Хватит уже на портрет Брежнева мастурбировать, извращенцы.