— Ребята, да у меня нет накопанной. Вы в вагончиках живете? Дочка придет, скажу, накопает, принесет.
Мы подумали, что женщина просто вежливо нас послала. Дальше увидели еще деда, который курил сидя на лавке возле забора своего дома. У него спросили. Дед сказал нам подождать. Ушел в ограду. Через примерно полчаса вынес ржавое старое ведро, полное молодой картошки.
— Держи, студент.
— Батя, сколько мы должны? Аванс получим — заплатим.
— Пошел на х…! Ведро потом принеси.
Пришли к своему вагончику. Варить картошку (у нас было эмалированное ведро, сковородка, эмалированные миски кружки, алюминиевые вилки и ложки — в ПМК выдали под отчет) мы не стали. Жрать одну варенную картошку — бррр! Печеная вкуснее. Набрали хвороста, развели костер и набросали в него картошки. Сидим вокруг костра, как индейцы, и курим одну «Приму» (в самом конце первого курса и я закурил), сигарету по кругу пускаем.
Уже темнеет. Романтики полные карманы.
На велосипеде к нашему костру подъехала девчонка лет 12, на руле болтается ведро. В нем — картошка наполовину, а сверху огурцы и помидоры.
— Мамка сказала вам передать, пересыпьте себе и ведро мне отдайте.
«Индейцам» жить становится всё радостнее. «Индейцы» уже начинают о хлебе мечтать. А мечты сбываются. Ковыляет дед, который нам первым картошки отвалил. Присел у костра, покурил, расспросил — кто мы и откуда. Обозвал интеллигентами и ушел. Через примерно полчаса вернулся с булкой хлеба и куском сала. Дед выкурил свою сигарету, попросил у нас закурить. Ему выдали полупустую «Приму». Последняя сигарета в последней пачке оставалась. Дед еще раз обозвал нас интеллигентами и ушел.
В тот же вечер у нас появилось курево — блок «Астры».
На следующий вечер совсем незнакомая нам женщина из села принесла еще сала и хлеба. Потом пришла другая женщина, принесла полведра яиц, еще и отругала свою соседку, которая сала принесла, а тушенки пожалела. У нас и трехлитровая банка домашней тушенки появилась.
Утром собираемся на работу, девчонка на велосипеде подъезжает, привозит 2-литровую банку молока:
— Мамка сказала вам отвезти, вечером за банкой приеду.
Стоишь с этой банкой, как дурак, и не знаешь, что сказать. Лук, чеснок, огурцы, помидоры, уже просто лежали у порога нашего вагончика, когда мы затемно с работы возвращались. Сигарет набралось — можно было продавать уже. Сахар. Чай. Приморская вишня в 3-х литровых банках.
Еще, периодически, заходили мужики местные, присаживались к нашему столу:
— Закуска у вас есть. Ну, давайте закусим, — и на столе бутылка водки. Потом еще мужики, еще бутылки… Мы начинали стонать, что нам с утра пахать.
— Слабаки. Студенты.
Отмазываться было бесполезно.
Уже на второй день мы перестали мямлить, что с получки рассчитаемся. Потому что получали на это стандартный ответ:
— Идите на х… со своей получкой.
Обычное село. Примерно 20 км от города Уссурийска. Не какая-то там глухомань, где патриархальные нравы сохранились. Среднестатистическое село.
1982 год. Зажравшийся и обуржуазившийся народ, по версии карамурзилок…
25 апреля, 2016 https://p-balaev.livejournal.com/2016/04/25/
У меня остались без ответа несколько вопросов от читателей, поступивших на страничку в ВК о причинах моего негативного отношения к известному «исследователю» «сталинских репрессий» В. Н. Земскова и моем отношении к проблеме этих «репрессий».
Кавычки я не случайно поставил. Потому что считаю, автора фантастических произведений называть исследователем можно с таким же правом, как и братьев Стругацких — историками-исследователями. И «сталинские репрессии» — это такая же фантастика. Даже фантастика — не совсем точно. В сказке про Конька-Горбунка правды гораздо больше, чем во всех «исторических трудах» по этой теме.
Может быть, сказывается то, что у меня 15 лет юридической практики, из них 12 лет я был начальником органа дознания, поэтому сразу лезу в законодательную базу и… перестаю вообще что-либо понимать в «исторических исследованиях». Вообще ничего не стыкуется в них и со здравым смыслом, и с законодательством тех лет. Да и с историческими реалиями. Какой-то сплошной фольклор.
Зато уши политического заказа торчат за каждой цифрой.
Вот смотрите. Сразу после убийства Л. П. Берия, Хрущев затребовал справку у своего кореша министра МВД Круглова, справочку о «репрессиях». Круглов ему справочку и выдал. Причем из справки сразу видна задача, которую поставил Хрущев своему подельнику — обосновать репрессии. Законность вообще там никого не интересовала, нужно было обосновать именно незаконность ПОЛИТИЧЕСКИХ репрессий. В справке Круглова только осужденные по особо тяжким и «политическим» статьям. А если кому навесили незаконно кражу кур у соседа — то это неинтересно.
И в справке такие цифры: в 1937 году осуждено было 790 665 человек, из них к ВМН — 353 074. В 1938 осуждено 554 228, к ВМН — 328 618.
Т. е., за два года расстреляли 681 694 человека! Осознайте эту цифру. Почти 700 тысяч человек за два года! Это потери серьезной войны.