«Помню, по прибытию в полк я отправился на летное поле к одному из самолетов потренироваться. Только сел в кабину, как услышал голос техника-старшины: „А ну- ка, вылезай! Какой ты к черту, летчик?..“ Вид у меня, был довольно убогий. По дороге в часть в поезде у меня украли шинель. Комендант одной из железнодорожных станций пожалел меня и вытащил из шкафа старую засаленную шинельку. Суконка доходила до пят. Выгнанный из самолета техником, в таком „нелетном“ виде я предстал перед командиром полка Василием Зайцевым. Он, чтобы проверить меня на деле тут же отправил в учебный полет. Я взлетал и думал: сейчас я вам покажу! А требовалось просто в специально отведенной зоне взлететь, сделать пару кругов и спокойно посадить машину. Я принялся пикировать, входить в штопор на малой высоте прямо над аэродромом, как когда-то инструктором обучал курсантов летной школы. Приземлился в хорошем настроении, подошел к командиру, тот строго спросил: почему не вошли в зону? Я выпалил: „Я — артист, мне нужен чуткий зритель…“ Тут он мне и выдал: „А где же в зоне найдешь зрителя? Раз ты артист, будешь дежурить по аэродрому, пока не посинеешь“. Два месяца меня не допускали к полетам. От тоски, я стал ловить кузнечиков и дрессировать прибившегося ко мне пса „Пирата“. Так ко мне прозвище Кузнечик и прилипло. Этой образ Леонид использовал в фильме. В полку я с энтузиазмом взялся за детальное освоение нового истребителя ЛаГГ-3 и вскоре уже уверенно его пилотировал.
Как-то был такой случай со мной. В марте 1942 года почти весь наш полк улетел на задание. На взлетном поле стояли самолеты командира полка и комиссара. Вдруг я вижу, что для атаки на аэродром заходят немецкие самолеты — два бомбардировщика „Юнкерс-87“ и два истребителя „Мессершмит-109“. Из молодых летчиков я ближе всех оказался к самолетам, как был — без летного обмундирования и парашюта мгновенно вскочил в кабину, взлетев, ринулся в атаку и с первого же захода завалил тихоходный бомбардировщик. Командир полка в это время брился — так в одной майке, как в фильме, и взлетел следом за мной. Но немецкие самолеты уже ушли. Когда я приземлился, летчики, чтобы подначить меня, выстроились в две шеренги, мол, приветствуют героя. Ну, я им и подыграл: почти как Кузнечик в фильме, прошелся чинной походкой, поблагодарил за оказанное доверие. К комиссару, который стоял со всеми в строю, подбежал после приземления разгоряченный командир полка и принялся его хвалить. Тот лукаво улыбнулся и сказал: „Благодарите вечного дежурного сержанта Попкова“. Командир сначала растерялся, а, потом притворно нахмурившись и улыбаясь уголками губ, обратился ко мне: „Что ж ты остальных отпустил?“ Я уже почувствовал, что моя судьба теперь изменится и без страха выпалил коронную фразу: „Вы товарищ командир, своим нижним бельем всех немцев распугали“. Эта фраза, сказанная мною командиру и рассказанная Леониду Быкову, очень ему понравилась, и тоже вошла в фильм „В бой идут одни старики“.
За сбитый самолет я был прощен командиром и через несколько дней вылетел на свое первое боевое задание.»