И еще есть два таких момента. Эти люди не просто вместе служили, они еще до службы друг друга знали. Многие вместе работали, общие знакомые. Одно дело — струсить в бою, когда вокруг тебя люди, с которыми ты только в армии познакомился, другое дело — земляки, и многие твою семью знают. И ты еще сидишь в окопе не просто возле какого-то города, в этом городе твоя мать, жена, твои дети.
А насчет того, что ополченцы несли очень большие потери:
(ГАУ ТО Госархив ТОАНИ ф. 3039 оп. 1, д. 11, л. 51)
За почти восемь недель беспрерывных боев общие потери (включая раненных) — порядка 25% личного состава. Не очень-то от кадровой части цифра отличается.
Попытка Гудериана с ходу взять Тулу провалилась. В дело пошел любимый тактический прием немцев — искать слабое место. В результате поиска этих мест город оказался в окружении с трех сторон. Была еще попытка перерезать дорогу из Тулы на Москву, но пока Гейнц долбился в оборону по периметру, выискивая, где можно ее прорвать, он в этой долбежке себя обескровил, поэтому сил удержаться на трассе «Тула–Москва» ему не хватило, почти сразу оттуда вышибли.
Была еще попытка примерить на себя лавры Батыя — взять Рязань. Auftragstaktik — нельзя наступать на Москву, пойдем на Рязань. Это уже не германский блицкриг, а какой-то татарский набег стал получаться. Некоторые эксперты утверждают, что Рязань вполне себе была годным объектом, потому что там железная дорога на Москву шла. Ну, не знаю. Дорог к Москве идет очень много.
Только и на Рязань уже сил не хватало. Тула стала для Гудериана «висит груша — нельзя скушать». А силы таяли и таяли. Все ближе и ближе был момент, когда наступит паритет с русскими…
…Константин Константинович Рокоссовский 5 октября 1941 года получил телеграмму из штаба Западного фронта с предписанием передать командование 16-ой армией генералу Ершакову, а самому со штабом срочно выдвинуться в Вязьму, быть там 6-го числа, принять командование группой войск в составе пяти дивизий и организовать этими силами контрудар в направлении Юхнова.
Приказ есть приказ. Штаб Рокоссовского выдвинулся к Вязьме. Как раз тогда, когда клещи немецкого окружения в районе Вязьмы и замкнулись. Уже по пути к Вязьме начало многое настораживать. Связь со штабом Западного фронта установить не удалось, Константин Константинович предположил, что штаб фронта менял дислокацию, поэтому пока, до прибытия к новому месту, его радиостанции не работали. Странным показалось и то, что окопы на линии обороны Резервного фронта, который стоял в тылу за Западным, оказались пустыми, войск не было.
Не было войск и в самой Вязьме, тех дивизий, которые должны были ждать Рокоссовского. Комендант города совершенно ничего не знал о каких-то войсках. И тут в город вошли немецкие танки. Стало ясным, что произошло. Возвратиться назад, в 16-ю армию было нельзя, связь с Коневым отсутствовала, значит, нужно было выполнять последний приказ, он был не отменен. Но и выполнить его было нельзя — дивизий никак не ощущалось. Значит, нужно было искать штаб фронта и там, у самого командующего… интересоваться.
Но сначала нужно было прорваться из окружения. Прорывались героически. Так, что даже жутко. Жутко смешно.
Выйдя из Вязьмы встретили эскадрон НКВД, подчинили его себе. В штабной колонне было несколько броневиков и танков БТ-7. Двинулись на северо-запад, высылая вперед дозоры. Наткнулись по пути на отряд немецких мотоциклистов с пехотой на двух машинах. Этих немцев тут же перебили.
Дальше нагнали 18-ю дивизию Московского ополчения. О ней Константин Константинович — только в превосходных тонах. Эта дивизия скоро станет гвардейской.
Дозор наткнулся на самолет ПО-2, севший на поле по пути движения колонны. Летчик сказал, что штаб фронта в Гжатске. Двинулись к Гжатску. Там оказались немцы, крупная часть. Рокоссовский так и не установил, кем был этот летчик.
С немцами в бой ввязываться не стали, уже знали, что ими перекрыты только крупные транспортные магистрали, город обошли. Единственные бои были при таком прорыве из окружения только с мелкими группами немцев, которые сразу аннигилировались. Еще бы — целая дивизия прёт! Да еще и ополченческая!