BLOGS

Когда он пришёл, то увидел картину, от которой упал: Павла хоронили.. .львы. И львы выли и плакали. «Слёзы человеческие катились из глаз бессловесных животных», - так говорится в Житии Павла. Антоний сам пал ниц от такого чуда и молился Богу.

Вот где меня Господь посетил и прибил уж окончательно -так это тут, у престола святого Павла, у плиты над могилой его. Без слов, среди людской толчеи и, в общем-то, не совсем благоговейного гомона паломников-туристов произошёл обратный процесс: «очима зрил и видел, ушима слышал и слышал.» (в псалме по грехам нашим «очима зриши и не виде-ши, ушима слышишь и не слышиши»).

Здесь, в храме святого Павла, тоже три престола. Самый древний, конечно, престол святого Павла: он построен в третьем веке, сам храм был построен ещё при жизни прямых учеников святого Антония. В храм надо спускаться на глубину примерно в два-три метра - так глубоко ушла земля (впрочем, возможно, я не всё услышал, возможно, так строились «от злых глаз» первые храмы). И вход был в другом месте. Тут вот было это самое «очима видел и видел». О том, что вход был в другом месте, нам скажут гораздо позже, а мне почему-то духом сразу открылось - вот он, древний ход: вот здесь ходили люди и вот здесь были великие стояния и моления. Второе чудо «видения» - это внятное, живое (совсем не фантазийное) понимание, что Павел лежит вон там: не прямо под гробницей, а чуть левее и глубже. И незримо стоит он тут же. Ну, может, не совсем правильно сказать, что стоит он тут, но дух его не у гробницы, а у престола - между престолом и гробницей. Как когда-то в святилище монастыря св.Пантелеймона на Святом Афоне, как у мощей Григория Паламы в Салониках, так и здесь у входа в алтарь святого Павла я стоял, молился, дышал и не мог настояться, не мог напиться, намолиться, не мог насытиться Правдой Жизни и Света. Какого-то невидимого, умом непонятного, но так всем нам, православным, известного.

Рядом алтарь, который был построен в 17-м веке. Именно тогда произошла перестройка храма, его расширили и вход сделали с другой стороны. И третий алтарь тут же. Они в ряд, но приделами не называются. Один из престолов Рождества Христова. Второй, к сожалению, мы не запомнили. Вроде бы, Вознесения Христова. Третий - святого Павла. Росписи храма, в основном, первой половины 17-го века. И стиль чувствуется тот же, что и в храмах монастыря святого Антония. На некоторых фресках даже даты видны: 1624, 1627.

Здесь экскурсию для нас проводит иеромонах Фома. Он закончил Каирский университет, по основному своему образованию биохимик, но получил и богословское образование. Очень улыбчивый и постоянно будто к чему-то невидимому прислушивающийся человек. Как-то было слишком очевидно, что он потянулся к нам с Наташей. Сначала он вообще спросил меня, не монах ли я? Не думаю, что это было только потому, что я был с бородой. Потом, когда узнал, что мы муж и жена, расспрашивал про детей и про нашу работу, а в конце призвал нас, читал над нами какие-то молитвы и сфотографировал нас себе на память. Чем-то мы его тронули.

Как я уже сказал, башня спасения монахов здесь одна. Вторая, с которой монахи при Юлиане-Отступнике переходили в другую, уже разрушена наполовину, и на её основании, как раз под нею, и построен третий престол (над остатками башни просто крыша). Монастырь святого Павла внешне меньше и беднее, он какой-то плотный, хотя снаружи арки и галереи строений создают ощущение, что он громадный. Здесь восемьдесят монахов, святой источник, штук сорок кошек, которые любят только одного инока и питаются только из его рук. В монастыре очень много паломников-арабов, громадное дерево жожоба посреди монастырского двора (плоды его показались мне похожими по вкусу на что-то среднее между боярышником и абрикосами-жердельками). Здесь так же угощают изумительными лепёшками и чаем. Иеромонах Фома ведёт нас от престолов в трапезную. Она очень похожа на трапезную монастыря святого Пантелеймона на Святом Афоне, но меньше и без росписей по стенам.

Здесь на совместную трапезу собираются один раз в неделю. Так повелось со времён Антония Великого. И в монастыре святого Павла, как в монастыре святого Антония, монашеский куколь будто сшит из двух половинок. Это дань памяти тому, как однажды в молитвенной и противоискусительной схватке с дьяволом на голове святого Антония от напряжения лопнул этот самый куколь-капюшон.

Посты в Египте строже. Гораздо строже. Наш гид Мина, гордясь за монахов, рассказывает нам об «особости» коптской церкви, но мы с нашими русскими тётями усмиряем его: поживи-ка парень, в наших льдах, где солнца в двадцать раз меньше, чем в твоём Египте, где финики и олива не растёт. А чтоб испечь хлеб и создать тепло в храме, надо дров заготовить на морозе, привезти, наколоть, да встать ни свет ни заря, чтоб храм протопить. На жаре плоть солнцем питается, а в стуже мороз питается плотью.