BLOGS

Всадник появился как из воздуха. Это был невероятный всадник и невероятная картина вообще. Сказка какая-то... Громадный широкогрудый белый конь с косматой, никогда не стриженной белой гривой нёс на себе могучего старика, тоже белого, с седой бородой. Уже не знаю: то ли из-за своей беспомощности я воспринимал его могучим, то ли это было в самом деле... Старик поднял меня с земли и бросил в седло одной рукой! Не слезая при этом с коня».

Батя всегда сомневался, сколько прошло потом времени. Когда очнулся, было ощущение, что проспал немного - вечер да ночь. Но по раскладу всех других событий получилось, что очнулся отец более чем через двое суток. Мокрый от пота с ног до головы, он лежал на печи в деревенской избе. У печи возилась пожилая женщина, почти старушка. Она разговаривала вполголоса то ли сама с собой, то ли с кошкой.

- Эй, кто живой... здравствуйте! - позвал с печи оттаявший охотник.

- Но... Живой-да. Бур рыт! - растягивая слова, с сильным коми акцентом и доброй обезоруживающей улыбкой подошла к лежанке на печи эта женщина.

- Живой... - ответил батя. - А где я? Как здесь оказался? Он ещё не совсем понимал, где закончилась та снежная белая явь, где был сон и где среди всего этого Жук, ружьё и белый всадник.

- Друг тебя привёз, - улыбнулась женщина. - Совсем белый дедушка. Твой друг? - то ли спросила, то ли подтвердила эта простодушная крестьянка. И рассказала, перемежая коми слова с русскими, что дедушка был на белой лошади, что «ты был почти мёртвый. Весь белый и как кость». Женщина постучала костяшками пальцев по ступенькам лестницы на печи. Выражение лица её, немного испачканного в муке, сострадальче-ское, удивлённое, говорило: «Чудо. Ну, чудо. Живой».

- А я уж своего мужика в райцентр отправила. На твой мехзавод... У тебя в кармане профсоюзный билет нашли. Отправила лошадем, чтоб машину прислали, - это неправильное спряжение - «лошадем» - почему-то умиляло отца. Одним «лошадем» его только что вывезли из смерти. «Белым лошадем... - кажется, тогда он снова расслабился. - Белый всадник, значит... Кто же ты?»

В избе пахло свежим хлебом, кислой капустой и, кажется, сырой кожей. Где-то рядом на печи сушились полушубки или обувь. «Тогда я с хозяйкой даже не познакомился. Я снова уснул, - рассказывал отец. - А потом за мной приехала машина, увезли в райбольницу. Там через два дня выписали, потому что никакая холера меня не взяла - не обморозился, не простыл. Может быть, та женщина чем-то особым меня отпоила. Помню, что пил какую-то заварку со спиртом и закусывал гусиным жиром. Прямо с ложечки... Такое вот блюдо.

Ну да ладно - самое ведь интересное дальше. Шукал я того белого старика и нашёл белых коней и лошадей в окрестных сёлах. Всего-то их было пять. Ни одна никуда из конюшен ни разу не выходила. За месяц до моей истории все они были в стойлах. Морозы. Кто же просто так скотину выгонять будет? Тем более что две лошади вот-вот должны были ожеребиться. А два коня, замухрышки и шелудивые от неухоженности, даже в мелких хозяйственных работах не участвовали. Все те лошади в разных отделениях совхозов были, а от Выльордыма и вовсе далече...»

Отец никогда не делал окончательных умозаключений. Во всяком случае, вслух. Он, конечно, знал, что до революции в Кылтово был большой женский Крестовоздвиженский монастырь. А ещё по преданиям было известно, что задолго до монастыря, лет эдак триста назад, в тех краях молился одинокий монах-отшельник. На коне он, конечно, не скакал, но и про его молитвенные подвиги мы тоже ничего не знаем.

- На кого хоть тот белый старик был похож? - спрашивал я у отца.

- Бог знает... И не опишу-то, наверно... - скромничал отец. А мне, знающему сочность его языка, всё это было ещё более удивительно. - Описать не смогу. Но он похож на многих стариков на иконах. Иногда прямо дух захватывает... Имён вот не знаю. Неграмотный я в этом деле. Хай Бог мне простит. Может, не там искал я белого всадника? Может, его по иконам искать надо было? А?

1998 год

МЕТЕЛЬ

Я уходил из деревни в город налегке, без вещей, но с тяжёлым сердцем. Мороз выбелил намертво всё живое вокруг, звенела дорога, и грустно мерцали звёзды. Меж двумя деревнями тридцать с гаком вёрст, меж двумя деревнями автобусная остановка на переправе. А на автобус я опоздал. Он ушёл, мигнув вдалеке злым красным глазом, похожим на звезду в созвездии Гончих Псов.

Назад - пятнадцать километров, вперёд - двадцать два. И я пошёл вперёд, потому что любил сжигать мосты.

Я бы дошёл, но не было печали, не было сомнений, а потому и не было видно того, что лезло в глаза. Потемнело небо и швырнуло мне в ноги белые тропы, спрятались звёзды, оставив колодец пространства, и от густой пурги стал я седеющим старцем, теряющим зрение, согбенным от стихии.

И была пурга. Была пурга, какой эти края не знали. Была пурга, она уложила меня далеко от дороги, накричала мне в уши чужие сказки и пела мне колыбельную гулом ненастья. Я замерзал.

Только в землю куда-то, сквозь рёбра, било сердце, било через лёд одежд, било колоколом горячей крови.