BLOGS

На телеэкране помчались жёлтые лошади-заставки второй программы вечерних «Вестей». Привычная скороговорка диктора будто приглашала включиться и быстренько-быстренько усвоить двадцатиминутную дозу российских новостей. Однако они сегодня почему-то пролетели мимо. Илью Ованесовича тревожил его завтрашний доклад по здравоохранению на сессии горсовета. Впрочем, он, возвращаясь мыслями к тексту и к цифрам, ничего сногсшибательного в своём докладе не находил. Более того, как исполняющий обязанности заведующего горздравотделом, да ещё и врач-практик, не бросивший своих пациентов, Илья Ованесович мог бы завтра и вовсе обойтись без текста: вымуштрованная системная память хранила в своих нишах и мелочи, и новинки, и динамику подвижек, и крупные проблемы...

«Это уже не крупные проблемы, а крупная система, поросшая мхом», - брякнул он однажды за обеденым чаем молоденькой психотерапевтичке, приехавшей осчастливливать провинцию. У девушки не дрогнул ни один мускул на лице, но поблёкли, кажется, не только глаза, но и очки.

Сегодня в психиатрическое отдение Ованесовича привезли одну странную бабульку. Возможно, смотреть «Вести» мешала именно эта вспомнившаяся бабулька, а вовсе не доклад.

Старушка утверждала, что днём в программе «Вести»... «Чёрт бы их побрал, эти «Вести»!..» Так вот, эта старушка утверждала, что в программе «Вести» днём показали убитых в Абхазии под Гудаутой, среди которых она узнала своего сына. Соседка старушки, преклонного возраста, утверждает, что у Серафимы Мефодьевны - так звать бабулю - детей нет вообще. То есть сын у неё был, но умер от коклюша в сороковых. «Я уж точно не помню... - говорила соседка. - но мы ж с ней вместе его хоронили. Василька-то...» Проверили Серафиму Мефодьевну по документам - точно: нет у неё никакого сына, а у сестры, что жила где-то под Архангельском, только дочки. Так что отпадала даже версия о племяннике.

То ли от старости тронулась эта старушка, то ли от одиночества, или, может быть, от ежедневного просмотра «Вестей», но от врачей уже никто не требовал ответа на вопрос, почему сходят с ума? Нужно было решать и что-то делать с человеком. Пока её оставили в больнице. Человек безобидный, тихий, плачет об убитом под Гудаутой сыне, да беспокоится, что мешает врачам работать.

- Пусть дня три-четыре побудет под наблюдением в отделении. Дальше разберёмся, - распорядился Илья Ованесович, а сам подумал: «Куда её? Успокоится на таблетках и пусть идёт домой... Надо ей телевизор сломать».

...От бра по стенам комнаты разбегались пятна, очень похожие на блики от телевизора. Илья Ованесович только сейчас заметил это. На экране мелькал народ на каком-то рынке какого-то областного города. Сияние цветов бра и телевизора создавало впечатление, что этот рынок прямо у него в доме - у врача-психиатра Ильи Ованесовича Омуршадяна. «Чертовщина какая-то», - смутился Илья Ованесович и включил верхний свет.

Утром ни с того ни с сего ему захотелось перед сессией заехать к себе в отделение - узнать, успокоили таблетки Серафиму Мефодьевну или нет. Тяжёлое немотивированное чувство вины перед бабулькой портило настроение, но разобраться в истоках этого чувства Ованесовичу мешали цифры доклада, который он должен прочесть через пару часов.

Дежурная медсестра огорошила его сразу. И ухмылкой, и фразой.

- Илья Ованеесович, - пропела она, - ваша Серафима Ме-фодьевна ещё двух сыновей тут нашла. А остальных своими детьми и внуками называет...

- Она НАША, - огрызнулся Ованесович. - Она не «ваша», а наша, медсестра Серебрякова! Вам понятно?

Серафима Мефодьевна действительно расширила репертуар.

- Как же вы, бедные детки мои, жить-то будете? А? Как же так вышло, что вы рождаетесь убивать друг друга? Зачем мы живём-то?

Она едва заметно раскачивалась, сидя на койке шизофреника Куюмова, который обычно писал стихи, а сегодня плакал вместе с Мефодьевной, которая всё причитала.

- Вот ведь как больно-то стало жить. Вот ведь... Умереть ведь стало не больнее, чем жить. Зачем же я рожала вас в муках-то? Бедные мои, бедные... А как вы, крохотулечки, плачете-то, когда рождаетесь, - ка-ак пла-ачете-е. Что ли б-е-ду да боль наперёд знаете?

Вопросы врача старуха не слышала. Впечатление было такое, будто ей не делали уколы и не давали транквилизаторов.

«Ментальная экзогенная депрессия со статичным синдромом», - сухо отметил про себя Илья Ованесович. В журнале дежурной были записаны все процедуры, влитые и скормленные дозы лекарств. «Депрессия... Да только ментальная ли? Лет сто назад назвали бы бабульку юродивой или святой и кланялись бы ей в пояс. А нынче... Психушка. Нынче и Богородицу в психушку отправят - за сумасшедшую в этом мире сойдёт запросто!»

В больнице «детки» Серафимы Мефодьевны отбирали друг у друга вещи, пели, смеялись и что-то бессвязно бормотали -готовились к завтраку.

В такси, на котором Илья Ованесович спешил к открывающейся сессии, играла музыка: певица просила увезти её в