BLOGS

Колю я встречал после той ночи часто. Дорожки наши пересекались: то я его увидел с беременной женой, мне показалось, что она была одной из девушек в квартире Макса, то он был в робе строителя-газовика. А потом он исчез. Оказалось, забрали его всё-таки в армию, несмотря на то, что в семье Менгелей уже был ребёнок. Исчез Николай года на четыре, а может, и поболее, а когда я снова его увидел, он стал другим -бесцветным. Ведь прежде он такой же, как Максим, был: улыбчивый, добрый, немного легкомысленный и все принимающий в жизни как временное, происходящее будто понарошку. Всем видом своим, всеми интонациями говорил: «а, ладно, потом, когда мы повзрослеем, тогда...». В его представлении, лет в тридцать или в тридцать пять начинается взрослая жизнь, а пока мы так, рано нам счёт предъявлять... Ему собственно и не предъявлял его никто, уж слишком он был добродушен, по-северному нетороплив и самодостаточен. Семья его не бедствовала. Коля был родом из Ухты, где у его отца-немца и мамы-коми была квартира и дача. Отец, по слухам, и должность неплохую имел в какой-то строительной организации. Может, с этим и связано, что Колю в армию забрали именно в стройбат и как-то по-свойски как женатика отправили в часть под Ухтой. Всё бы ничего, но в 1996-м Николай Менгель полетел со своим взводом на два дня в Чечню. Им нужно было доставить в аэропорт Ханкала оборудование, выгрузить, настроить и улететь обратно. Всего-то. И Ханкала ведь совсем не передовая, а центральный перевалочный пункт, максимально защищённый. Два дня. Но Коле хватило.

Мы прилетели, разгружаемся. Даже не технику ещё разгружаем, а свои пожитки: палатки, ящики с едой и шмотками, -рассказывал, помню, Коля мне ту историю в уличном кафе, где присели мы на чаёк. Говорят, Коля попивал сильно, но я его пьяным не видел ни разу. Вот и здесь, в уличном кафе, он мог ведь взять пиво или водки, вчерашний перегарчик всё ж чувствовался, но он взял вместе со мной чай. Как и я, опустил два пакетика в один стаканчик, посмеиваясь: «Да, крепкий чай, чефирчик - это только с возрастом начинаешь понимать...» Ну, короче... А тут - раз, и стрельба начинается. Причём резко, с двух сторон. Дело ж в начале лета 1996-го было. Вроде всё под контролем, даже в Грозном тихо, бои где-то в горах... А уж Ханкала ведь, ну ё-моё, уж куда важнее, куда тыловее? И тут, значит, начинают шпарить по нам. И все сильнее и сильнее. Потом смотрю - фу-у-у-у - гранатомётная дура влетает -горит МТЛБэшка... Пули свистят, страшно, конечно. Наши огрызаются. Мы рассыпались, только мне с несколькими пацанами не очень-то повезло. Откуда-то сбоку загрохотали два крупняка... От них за бетонными блоками не спрячешься.

Я слушал, помню, с какой-то горечью и с непроходящим недоумением: вот четыре года назад, той ночью, с молитвой и вином я рассказывал им про Приднестровье, и казалось тогда и им, и мне, что войны, которые катятся по всему югу страны -это тупое недоразумение, что кровь на телеэкранах должна вот-вот закончится, а уж пацанов и девчонок, сидящих на весёлой ночной квартире нашего дома, войны уж точно не коснуться. Коснулись...

Но тут вдруг хлоп - и бетонный блок пополам. Прямо рядом со мной. Бац - второй кусок отлетает. Будто кто-то видит меня и вокруг обламывает прямо по контуру. Там двое технарей со мной было... у них роба серая такая, я их ещё за вертолётчиков сначала принял... На моих глазах кусок бетона отлетает и пуля парня складывает пополам... У второго нервы не выдерживают - он к нам, а у нас уже и прятаться негде. Прилип прямо ко мне. Орёт: «Суки, ну, суки же!.. Торгаши наши грёбаные. Ну почему у них такие винтовки есть, а у нас нет?! Какая-то падла продала... » Я там и думать тогда ни о чём не мог, а уж всерьёз слова парня точно не принял... Какие винтовки? Он что -думает, что это из винтовки фигачат? Чтоб бетонные блоки, как орехи, разлетались?! А парняга тот из-за пазухи крестик достал, целует его и крестится... не поверишь - я почему-то прямо тебя сразу вспомнил... Да. И слова твои вспомнил.

Чётко, будто громкую запись где-то в душе включили. Ты в молитве тогда ночью говорил: «Пусть минует их чаша сия горькая - хоронить друзей, да и врагов хоронить тоже...» Может, ещё потому летали позади нас подкидываемые пулями, чашки и баки со столов... Немного поодаль что-то вроде столовки под навесом было... Пули цокают по бетонке, и тарелки от рикошета аж взлетают... Куц, куц, куц... И сам я молиться стал. Точно фронтовики говорили: под бомбёжкой атеистов нет.