BLOGS

Фролов выборы в Законодательное Собрание проиграл. За год до этого он легко стал депутатом городского Совета Троицка. И теперь, видимо, полагал, что городского авторитета ему хватит на следующий уровень власти, на весь избирательный округ - на станицы и села, на соседний Октябрьский район, где лидером предвыборной компании явно был «газовый начальник», бывший офицер ФСБ, компания которого была проста, как проста газовая труба. Она как раз в те месяцы тянулась к каждому селу и каждому дому, вспыхивала синими огоньками и сжигала надежду Николая Фролова на союзников...

И ещё, как ни странно, Коля стеснялся больших аудиторий. Чего там говорить - он и маленьких-то собраний людей стеснялся до пересохших губ и бледности снежной... Коля понятия не имел ни об инструменте социологических замеров, ни о том, что штаб должен быть вооружён фотоматериалами, компьютерами и машинами, оперативным материальным ресурсом и сеткой агитаторов. На все это он нашёл, конечно, деньги, но с опозданием месяца на два... Коля умел учиться. Только он учился в напряжённой реальности, платил за опыт сполна и ничуть не верил на слово никаким специалистам. У меня иногда складывалось ощущение, что слово «специалист» для него - почти «проходимец» или «чужой», потому что «специалисты» приезжали, делали какие-то подряды, брали деньги и уезжали. И никто из них никогда не поинтересовался - а работает ли там что-то после меня?

«Сабельными атаками» выборы в России делались в начале девяностых годов, в начале двадцать первого века это уже не работало. Но власть мельтешила всё новыми и новыми лицами, чистоплотность которых была широко известна как несмываемая. Успешный в бизнесе зачем-то считал своим долгом отметиться и в этом «бомонде», как будто успешность требовала подтверждения: вот, ты теперь точно признан официально. Знать бы вообще, где это начинается и заканчивается -«официально-неофициально»? Сегодня-то не совсем понятно, а тогда и вовсе правое перемешалось с левым и доброе со злым. Новый рисунок страны делали «коли фроловы», а сотни и тысячи за ними пытались копировать. Им ещё больше хотелось перегнать, обязательно перегнать. Неважно при этом, как встанет на дыбы асфальт или чернозём под «BMW», протектором сапога или пером «Паркера»...

...Мы с Николаем так за два месяца и не съездили на могилу местночтимой святой Дунюшки, что в селе Чудиново Октябрьского района, на его же избирательном участке. Не съездили не потому, что он был чересчур занят или не считал эту поездку важной. Он считал её интимной. Не хотел показухи и боялся, что мы распишем его визит к святыне, а люди это таинственное, Богово, сакральное поставят ему в вину, а не в заслугу... Россия о святом молчит, она ещё не научилась, как Европа, делать из монастырей туристические объекты, превращая и святое в бизнес нового типа. Во всяком случае, этого не делает глубинка, та Россия, которая в тайге, в степях и далеко от федеральных трасс. Она не научилась отстранённо смотреть на личную жизнь и лидеров, и нелидеров, принимать как должное их любовниц и внебрачных детей. Она ещё переживает за целомудрие своего вождя: ай, не лукав ли? не двуличен ли? (теперь, наверное, ещё и завидует тому, что он «вождь») - но за целомудрие всё же переживает.

Степь и тайга не хочет понимать газеты, как только одно чьё-то частное мнение (авторитетное чтиво-образец «вот так думать - правильно!»). Россия внутри себя целостна пока, как глыба, давшая несколько трещин, но обманувшая всех - замучаетесь, ребята, динамит таскать, чтоб трещины те разошлись... Но динамит никто и не носит. В те трещины аккуратно заливают жидкости информации, от масел до кислот. В те трещины заливают страсть - деньги, власть, чины и льготы. И страсти рвут Россию, увеличивают трещины.

Страх со страстями ходит рядом. А иначе зачем тысячам таких, как Коля Фролов, собаки-страшилы, системы видеонаблюдений везде, вплоть до семейного сортира, и бешеные деньги, передаваемые начальству повыше за благосклонность, за «крышу», за то, чтоб не нашли на тебя статью в Уголовном Кодексе? Этот государственный документ, как памятка для всех, как Конституция, где главный смысл прост, как зрачок помпового ружья: «Посадить можно любого!» Так он устроен. Так уж он читается в моей стране.

В Свято-Троицкой церкви города Троицк на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы 4 декабря 2005 года было... восемь человек. Не считая священника и певчих с клироса. Я заходил в тяжёлые ворота, удивляясь странному безлюдью в такой праздничный день. В церковных литых дверях екатерининских времён на высоте двух саженей заколочено навек ядро, прилетевшее из-за реки двести тридцать лет назад в залпе пугачёвской артиллерии. Оно прорвало железный калёный лист внешней части двери, но засело в дубовой плахе, так и не выдавив и даже не выгнув внутренний лист.