Блок 11

Три дня Моше, сидя взаперти в камере в блоке 11 и чувствуя себя погребенным заживо, терялся в догадках, что же его ждет. Побег заключенных его радовал, потому что любой такой побег являлся своего рода насмешкой над всемогущими эсэсовцами. Немцы отличались непревзойденной организованностью и дисциплинированностью, и поэтому психологически они были не очень-то готовы противостоять проявлениям нестандартного мышления и изобретательности. С другой стороны, Моше прекрасно знал, что лично он в данной ситуации будет иметь шансы выжить только в том случае, если беглецов поймают: если это произойдет, то десятерых козлов отпущения, в число которых попал и он, скорее всего, оставят в живых. Впрочем, может быть, и не оставят: эсэсовцы зачастую поступали так, как им взбредет в голову, и суда, в котором можно было бы обжаловать их решения, в лагере, конечно, не имелось.

Сейчас Моше мог использовать только один из своих органов чувств – уши. Он пытался услышать через кирпичные стены какие-нибудь звуки, которые подсказали бы ему, как обстоят дела с поимкой. Время от времени ему удавалось различать топот сапог, лай собак, выкрикиваемые во всю глотку приказы… В этой темной камере было не так-то просто уследить за течением времени, и вести счет дням он мог только по приносимой раз в сутки похлебке: первая миска, вторая, третья… Наконец ему показалось, что он услышал, как кто-то заорал:

– Снять внешние караульные посты!

Этот крик стал доноситься до него снова и снова, сначала становясь все более и более громким, а затем, наоборот, затихая. Так передавался приказ часовым на внешних караульных вышках, расположенных ближе всего к территории лагеря, а эти часовые затем, надрывая глотку, передавали его часовым на всех других внешних караульных вышках. Внешнее кольцо наблюдения снималось, что свидетельствовало о том, что попытки поймать сбежавших заключенных окончились ничем – по крайней мере на данный момент. Эсэсовцы концлагеря прекращали усиленные поиски беглецов и возвращались к обычному режиму несения службы. Впрочем, район, в котором находился лагерь, полностью контролировался подразделениями СС и обычными армейскими подразделениями, а потому сбежавшим будет трудно добраться до менее милитаризованной территории, не натолкнувшись при этом на какой-нибудь патруль. Кроме того, многие поляки были антисемитами, и если бы они случайно увидели сбежавших из концлагеря заключенных, то, решив, что это, скорее всего, евреи, сообщили бы об этом немецким властям.

Не успел Моше задуматься над тем, какая же участь теперь ждет его, как дверь отворилась и в камеру зашел обершарфюрер, тут же недовольно скривившийся от смрадного запаха.

– Los![27] Быстро выходи наружу!

Выйдя из камеры, Моше невольно сощурился от яркого света, от которого уже отвык. Когда его глаза к этому свету привыкли и он их открыл, то увидел, что рядом стоят остальные девятеро заключенных, угодившие вместе с ним в блок 11. Они все выглядели испуганными – все, кроме Яцека и Яна, лица которых не выражали абсолютно никаких чувств.

– А ну, построились в шеренгу! – приказал эсэсовец.

Заключенные повиновались. Им всем уже было понятно, что побег увенчался успехом и что их ждет смерть. Эсэсовцы в таких случаях обычно давали волю фантазии. В начальный период существования концлагеря комендант морил подобных заключенных голодом, пока они не умирали (Моше вспомнился один исполин-поляк, который, сидя в камере без еды, продержался целый месяц). Потом стали прибегать и к другим способам умерщвления. Могли, например, организовать грандиозную процедуру казни, прикатив на Appellplatz[28] передвижные виселицы, на которых они затем и казнили обреченных на смерть. Остальных заключенных они заставляли присутствовать при этой жуткой процедуре, а после еще и проходить, выстроившись в колонну по одному, мимо их повешенных товарищей – уже мертвых или все еще корчащихся в агонии. Один раз Моше довелось оказаться в непосредственной близости от виселицы, на которой повесили мальчика. Ребенок, будучи гораздо легче, чем взрослый человек, корчился в петле более получаса. Он болтался на веревке, его тело тряслось, и, Моше, проходя в колонне вместе с другими мимо виселицы, был так сильно шокирован этим зрелищем, что невольно закрыл глаза. Сцена была такой ужасной, что она, похоже, потрясла и многих эсэсовцев.

Иногда случалось, что у эсэсовцев не было времени или желания устраивать спектакль, и они ограничивались тем, что просто стреляли жертвам в затылок. Или же отправляли их в санитарную часть, где санитар вводил им в сердце смертоносную инъекцию фенола. Бывали случаи, когда эсэсовцы ограничивались нанесением предписанных лагерными правилами двадцати пяти ударов палкой по спине. Выбор наказания всегда был непредсказуемым, и поэтому ожидание уже само по себе превращалось в мучение…

Эсэсовцы пригнали заключенных в умывальную комнату.

– Раздевайтесь! Los!