Блок 11

Эсэсовец произносил номера в абсолютной тишине. Заключенные прекрасно знали, что означает данный список. Моше прислушивался к произносимым номерам без особого интереса, потому что подпольная торговля, которой он довольно бойко занимался, делала его человеком незаменимым, а потому – неприкосновенным. По мере того как перечислялись номера, Моше пытался определить, кому из заключенных они принадлежат. Некоторых из них он знал лично – вместе с их номерами, – других распознавал но их реакции на слова немца. Среди названных оказались: Элиас – польский раввин, наотрез отказывавшийся от пищи – то есть самого ценного из всех «благ», которые имелись у заключенных концлагеря – во время Йом Киппура;[20] Ян – «мусульманин», который был уже неправдоподобно старым для того, чтобы все еще умудряться выживать В концлагере, но которого наверняка уже скоро бы «отсортировали» (он едва держался на ногах и беспрерывно кашлял); Отто – «красный треугольник»,[21] невысокий и крепко сложенный, пользовавшийся уважением у многих заключенных и – в короткие периоды отдыха – не упускавший ни малейшей возможности поразглагольствовать о революции и о пролетариате; Берковиц – высокий худой еврей с проницательным и одновременно отрешенным взглядом, заявлявший, что он очень богат (ему каким-то непонятным образом удалось сохранить здесь, в лагере, свои круглые очки с металлической оправой)… Затем прозвучал номер совсем недавно прибывшего в лагерь заключенного, о котором Моше еще совсем ничего не знал и который представлял собой худосочного юношу. После этого эсэсовец запнулся – он как будто не смог рассмотреть написанный на листке очередной номер. Освещение внутри барака и в самом деле было очень тусклое.

– 116125…

Это был номер Аристарха! Моше повернулся к нему. Лицо у еврея вытянулось от изумления, но это чувство тут же сменилось отчаянием. Аристарх посмотрел на Моше, словно бы прося у него помощи или, возможно, разъяснений. Однако они так и не обменялись даже словом, потому что прозвучавшие затем еще три номера вызвали замешательство и у самого Моше.

Первый из них принадлежал помощнику капо Алексею, обычному украинскому уголовнику, грубому и жестокому, которому нравилось избивать заключенных. Он был высоким и еще довольно крепким благодаря тому, что отнимал у «мусульман» еду и съедал ее сам. Услышав, что в эту «компанию» угодил и Алексей, Моше удивился, но не очень: Blockältesten,[22] Stubenältesten[23] и их помощники находились под постоянной угрозой, что попадут в немилость. Им, правда, предоставляли кое-какие поблажки (давали еды побольше и получше, освобождали от работы), однако взамен они должны были обеспечивать эсэсовской администрации лагеря железную дисциплину среди заключенных – дисциплину, основанную на насилии и страхе. За малейший просчет или недостаточное рвение их смещали с постов, наказывали или – в самых худших случаях (например, когда из лагеря убегал какой-нибудь заключенный, за которым они должны были присматривать) – убивали. Поэтому даже те капо, которые изначально были полны благих намерений, волей-неволей становились жестокими и безжалостными.

Восьмым был назван номер Яцека – капо, который недавно стал старостой блока. Это был спокойный и расчетливый поляк, с которым Моше пару раз доводилось проворачивать кое-какие выгодные делишки по части обмена различными ценными предметами. Тому, что сейчас прозвучал номер Яцека, Моше почти не удивился: раз уж карали помощника капо – Алексея, – то вполне естественно, что вместе с ним «зацепили» и самого капо.

А вот когда назвали самый последний номер, Моше едва не разинул рот от изумления.

– 76723…

Этот номер принадлежал ему, Моше Сировичу.

Однако времени на размышления у него уже не было. Эсэсовец приказал тем, чьи номера только что прозвучали, выстроиться в шеренгу. Заключенные повиновались. Попытаться куда-нибудь ускользнуть – это было делом немыслимым.