Блок

Думая об этом, я не могу сдержать смех, вспоминая, как Рен пыталась убить меня, две ходки через туннель с крысами, как на меня в деревне на окраине города напали Полоумные, Тайко Рот пытался убить меня дважды, как я упал в ледяную реку, и многое другое.

– Если честно, – отвечаю я, – сбился со счета.

Мы оба истерически смеемся, и я наклоняюсь так низко, что весь виски из бокала выливается на пол. Мы замолкаем и, посмотрев на беспорядок, снова смеемся.

– Ладно, ладно, – выдыхает Сэм, – твоя очередь. Что хочешь узнать?

Я размышляю, и на ум приходит очевидный вопрос.

– Как, черт возьми, ты пережила наступление конца света? Клоны выжили, потому что были под «Побегом», заключенные выжили благодаря Отсрочкам, Совершенные… Не знаю, потому что они Совершенные? Но как тебе удалось выжить?

– Мусорные баржи, – беспечно отвечает Сэм.

– Мусорные баржи? – удивленно повторяю я.

– Мусорные баржи.

– Не хотите ли рассказать поподробнее? – спрашиваю я, заставляя ее снова смеяться.

– Я была ребенком-барахольщиком, – рассказывает Сэм, опуская глаза, словно стесняясь этого факта.

– Слыхал, вы предпочитаете, чтобы вас называли отверженной молодежью, – говорю я, чтобы снять напряжение.

Не удержавшись, Сэм фыркает, и вода вытекает у нее из носа. Это забавляет нас, и мы катаемся по полу от смеха. Наконец, взяв себя в руки, Сэм толкает меня:

– Вот мерзав… – она замолкает, хватая меня за руку, когда через весь зал раздается шум солдат, патрулирующих улицы за пределами заброшенного паба.

Мы смотрим друг на друга со страхом в глазах, лежа на полу.

Минуту спустя все снова стихает.

Мы встаем и занимаем свои импровизированные стулья (я на старом ящике, Сэм на маленьком приставном столике).

– Хэппи отравила дождь ядом Полоумных, – вполголоса продолжает Сэм, – а дожди были сконцентрированы над населенными частями света. Я была в море в двух километрах от берега. В то время я рыскала на одной из барж, искала электронику, одежду или что-нибудь ценное, что можно починить и продать. Так далеко дождь Хэппи не посылала, и поэтому я и другие дети-барахольщики на баржах выжили. Должна признаться, мы были просто в шоке, когда вернулись на берег.

– Эй, а ты знала Пода до всего этого? Он тоже был ребенком-барахольщиком.

– Что, думаешь, если мы оба выросли в деревнях бездомных, то должны быть знакомы? – спрашивает Сэм с ноткой гнева в голосе. – Ну, так получилось, что да, мы были знакомы. Но это просто совпадение, – глядя на выражение моего лица, она смеется, в этот раз тише.

– Ладно, ладно, – бормочу я, – твоя очередь.

С секунду Сэм размышляет, притворно постукивая пальцем по подбородку.

– За что тебя упекли в тюрьму? – спрашивает она и наклоняется вперед, поднимая брови с деланным вопросительным выражением лица.

Я вздыхаю, поскольку мне становится не до шуток. Как обычно, когда кто-то поднимает тему моего ареста, в моем сознании с поразительной ясностью возникает яркий образ падающего с крыши мальчика. Я вижу, как моя сестра стоит там, на краю Вертикали «Черная дорога», невероятно высокой башни, где мы когда-то жили, ее лицо скрыто под маской для Хэллоуина. Я вижу, как парнишка отступает и его глаза кричат: «Нет, нет, этого не может быть».

– Я взял на себя вину за то, что сделала моя сестра, – отвечаю я.

– А что сделала твоя сестра? – спрашивает Сэм.

– Это уже два вопроса, – говорю я, отпивая виски.

– Ну и ладно. Твоя очередь.

– Что за дела с ребенком? – спрашиваю я без колебаний.

– Это, наверно, самый бестолковый вопрос из всех, что я слышала, – говорит Сэм. – В каком смысле «что за дела»?

– Не знаю, – отвечаю я, алкоголь вселяет в меня больше уверенности, чем подобает, – ну, типа, кто отец, когда ребенок должен родиться, девочка или мальчик, и как так получается, что ты не устаешь носиться туда-сюда в таком положении?

– Это уже три… четыре вопроса, – грустно произносит Сэм.

– Можешь не отвечать, – говорю я, потянувшись за бутылкой и обнаружив, что виски осталась только четверть.

– Выбери один вопрос, – предлагает Сэм. – Может, отвечу.

– Кто отец? – спрашиваю я.

Она вздыхает:

– Он умер.

Сэм протягивает трясущуюся руку и хватает с пола почти пустую бутылку, подносит к губам, но, передумав, вставляет пробку обратно и ставит бутылку на пол.

– Сэм, я… – начинаю я, но не знаю, что сказать.

– Знаю, – отвечает она, – ты хороший человек, Лука. Тебе не все равно, ты хочешь, чтобы я тоже была хорошей, но я не такая, я не хорошая. Мне плевать и всегда будет плевать.

– Не думаю, что это правда, – возражаю я. – Ты хорошая, и тебе не все равно. Тебе не плевать на друзей и на своего ребенка. Каждый раз, когда тебе грозила опасность там, на Втором Уровне, ты опускала руки на живот, будто хотела убедиться, что малыш в безопасности. Ты хоть осознавала это?

Сэм проводит руками по волосам:

– Ну да, может и так, – глубоко вздохнув, она встает. – Нужно выдвигаться, постараться вернуться в библиотеку, пока ты не напился и еще держишься на ногах.