Блок

Я смотрю на дверной проем, в узкую щель, сквозь которую проникает свет уличных фонарей, и вижу, что небо черное как смоль. Я пытаюсь понять, который час, и предполагаю, что уже больше 22:00.

– Хорошо, – соглашаюсь я, неустойчиво держась на ногах, мир вокруг будто плывет и шатается перед глазами. Неожиданно я понимаю, что пьян. Я чувствовал себя нормально, несколько самоуверенно, но это состояние очень быстро превратилось в полное опьянение.

Я никогда раньше не напивался. Когда мне было двенадцать, мы с друзьями распили бутылку пива, которую один из них украл у своего отца. Мы все притворились пьяными, спотыкались, смеялись, как наркоманы под «Побегом», но сейчас все по-настоящему. С одной стороны, я ненавижу это состояние отстраненности, легкого перевозбуждения, непревзойденности и в то же время заторможенности, но, с другой стороны, мне это даже нравится.

Мы идем к двери, и с каждым шагом кажется, что земля под ногами ниже, чем я ожидал.

– Глупо было напиваться! – объявляю я громким шепотом. – Ну то есть… В смысле, о чем мы только думали? Мы собираемся бежать, спасаясь… и мы пьяные!

– Ты пьяный, – отвечает Сэм, не оглядываясь на меня. – Я совершенно трезвая, благодаря тебе. Сосредоточься, Лука.

– Да, – говорю я и, спотыкаясь о свои же ноги, смеюсь.

– Лука, может, заткнешься? Если ты не заметил, мы посреди города и нам грозит опасность!

– Ага, – отвечаю я, потрясывая головой, пытаясь рассеять туман. – Да, ты права. Какой план?

– Увидишь, – шепчет Сэм, приводя винтовку в боевую готовность.

– Разве я не должен знать план? – спрашиваю я. – Ну, мне кажется, очень важно узнать хотя бы основные…

– Ш-ш-ш, – шипит на меня Сэм, слегка приоткрывая входную дверь, чтобы выглянуть на улицу.

Я замолкаю и отступаю на шаг, подавляя смех.

Я вижу, как Сэм несколько раз глубоко вздыхает, будто готовясь к чему-то. Я хочу спросить ее, все ли хорошо, но тут она внезапно распахивает дверь и выстреливает шесть залпов к ряду.

– Быстро, Лука! – шипит она и исчезает за дверью.

– Что… что происходит? – бормочу я и, едва волоча ноги, плетусь за ней.

Четверо солдат на улице мертвы. Волна УЗ-винтовки попала девушке-солдату прямо в рот, и от беззубой искривленной улыбки, застывшей на ее лице, у меня мурашки по всей спине.

Сэм тащит за пятки одного из мертвых солдат в паб, а я тупо смотрю на трупы.

– Давай остальных, – шипит она.

– Да, ладно, хорошо, конечно, – отвечаю я и, хватая беззубую под мышки, затаскиваю внутрь.

Мы затаскиваем убитых в паб, и Сэм начинает раздевать девушку-солдата. Я понял ее идею и стягиваю бронежилет с одного из солдат, чьи мертвые глаза смотрят в никуда.

Я подпрыгиваю, чтобы влезть в солдатские сапоги, которые как минимум на два размера мне малы, но это лучшее из того, что есть. Сэм раздраженно наблюдает за мной:

– Закончил или как? – спрашивает она.

– Ага, – отвечаю я, похлопывая по неудобному пуленепробиваемому бронежилету, который, предположительно, должен уменьшить воздействие ультразвуковой волны до четырнадцати процентов. – Думаю, да.

– Слава Последним богам, – вздыхает Сэм. Она подходит ко мне, отстегивает нагрудную пластину и разворачивает ее.

– О, так намного лучше, – глупо ухмыляюсь я.

– Хорошо, – выдыхает Сэм, – вот простая часть: мы выходим в город и ведем себя как свои, доходим до станции Холли-Парк, ждем городской поезд, идущий на запад, садимся в него и выходим недалеко от Старого города, где можно найти канализацию, и возвращаемся в библиотеку.

– Мы что, пойдем прямо в центр города? – спрашиваю я.

– Именно так.

– Отлично, – говорю я, вскидывая руки вверх и широко улыбаясь, – почему бы и нет?..

– Если наткнемся на солдат… что ж, будем импровизировать.

Я поднимаю один из солдатских УЗ-автоматов.

– Что насчет этого? – спрашиваю я, кивая в сторону гарнитуры голографической камеры, которую держу под мышкой.

– Черт, – бормочет Сэм, – дай сюда.

Я наклоняюсь к ней, Сэм хватает гарнитуру, кладет ее на барную стойку и рассматривает, затем поднимает ее вверх и со всей силы разбивает о твердую поверхность деревянной столешницы. Гарнитура разбивается, отрываясь от кронштейна. Куски металла и пластика, платы и провода разлетаются во все стороны. Сэм роется в обломках.

– Какая-то из этих штуковин должна быть процессором, – говорит она.

– Игби говорил, что он серебряный, размером с ноготь, – предполагаю я.

– Но здесь практически все серебристое размером с ноготь! – отзывается Сэм, кладя в карман важные на вид части электронного устройства. Затем она выскальзывает на улицу.

Я иду следом, стараясь шагать уверенно, словно в этой униформе я местный, но мои пьяные свинцовые ноги, кажется, живут сами по себе.

– Черт, черт, черт, черт! – шепчу я, чувствуя, как пот начинает выступать у меня на лбу, несмотря на прохладный вечерний воздух.

– Заткнись, – велит мне Сэм, и я прикусываю нижнюю губу, чтобы замолчать.

Мы движемся через темный город мимо уличных фонарей, и наши тени растягиваются далеко позади, а затем впереди нас.