Борис Евдокимов.
Утром 5 февраля я из дома приехал в Петришуле. Основная группа учащихся построилась у здания спецшколы и нестройной колонной пошла по улице Софьи Перовской (ныне Малая Конюшенная). Шли тяжело, медленно, некоторых приходилось поддерживать, чтобы не упали. По пути пришлось перелезать через сугробы. Свернули на набережную и пересекли Неву у Литейного моста. Шли молча. На душе было тоскливо и тяжело, у каждого в городе оставались умирающие от голода родные и друзья.На Финляндском вокзале нас загрузили в пассажирские вагоны так, что яблоку негде было упасть. Принесли хлеб. Он оказался таким замороженным, что его никак не удавалось разрезать. Выход нашли. Буханку засунули кому-то под шинель, на грудь. Когда хлеб оттаял и размяк, его разделили на пайки весом 100–120 граммов. За весь первый день эвакуации больше пищи мы не получали.
Андрей Соколов.
Ребята сидели на скамейках, кто-то устроился на верхних багажных полках, на полу, тесно прижавшись друг к другу. Ждали отправки. Время тянулось. Давно наступила темнота. Свет в вагоне не зажигался. Дыхание людей в ограниченном объеме железнодорожного вагона привело к тому, что обитатели на верхних полках начали задыхаться от спертого воздуха. С верхних полок кричали:– Откройте двери, жарко, дышать нечем!
Сидящие на полу и нижних полках отвечали:
– У нас ноги мерзнут, мы замерзаем, нам холодно, давайте меняться местами.
Двери вагона не открывали, но и местами не менялись. Так и продолжали сидеть каждый на месте, которое ему досталось при посадке.
Кто-то узнал, что наша задержка с отправкой происходит ввиду отсутствия дров на паровозе. Когда их подвезут, никто не знал. Неопределенность, общая беспомощность, невозможность хоть как-то повлиять на создавшуюся обстановку действовали удручающе на ребят. Вслух не говорили, но каждый понимал, что, если произойдет длительная задержка эшелона, мы все вымрем, не выехав из Ленинграда.
В Борисову Гриву, небольшую железнодорожную станцию в 43 километрах от Финляндского вокзала и 7 километрах от Ладожского озера, прибыли только на следующие сутки. По дороге в Мельничном Ручье состав бомбили.
На станции нас никто не встретил. О существовании амбулатории и стационара даже не слышали. Питание получило всего два или три человека.
Игорь Михайлов.
В Борисовой Гриве я получил килограмм сто граммов хлеба и миску пшенного супа с кусочком мяса. Только сел поесть, как ко мне подбежал ученик артиллерийской спецшколы, выхватил мясо из моей миски и тут же скрылся. Не знаю, с чем сравнить эту чудовищную потерю. Вместе с украденным кусочком мяса у меня отняли надежду выжить и победить смерть. Прошло с той поры 55 лет, а я об этом случае помню во всех деталях и по сей день.Андрей Соколов.
Посадкой учеников спецшколы руководил директор А.П. Широков, заведующий учебной частью А.И. Самокиш, преподаватель математики Я. И. Циансон и кто-то еще. Каждый из них организовывал посадку по-своему. На площадке для посадки на автомашины царил хаос. В первую очередь следовало бы отправить через Ладогу младших, т. е. 8 классы. Однако вопреки здравому смыслу на Большую землю сначала отправили старших, т. е. десятые классы.Первые машины с ребятами пошли по льду поздно вечером 6 февраля. За ночь ребят перевезли в Жихарево. Переправа проходила для нас тяжело и навсегда сохранилась в памяти. Все мы были истощены и переутомлены предыдущей дорогой. При переправе по Ледовой дороге многие отморозили ноги.
Юрий Безданский.
Нас в Борисовой Гриве посадили на бортовые открытые трехтонки. В машине, на которую я попал, оказалось сено. Заботливый шофер посоветовал: «Садитесь, ребята, потеснее, будете друг друга согревать своим теплом. Холодно, а на озере и ветер». Водитель укрыл нашу группу человек 10–12 брезентом, и мы поехали. В начале пути я пытался смотреть наружу, но мороз и ветер быстро отбили охоту. По дороге я даже вздремнул. По этой причине ледяную «дорогу жизни» почти не видел. Была короткая остановка на каком-то острове, где мы чуть погрелись в шоферской дежурке.Юрий Титов.
Там, где я должен был садиться на автомашину, посадкой руководил заведующий учебной частью А. И. Самокиш. Когда подошла машина, я полез в кузов. Занес ногу на борт, уперся поудобнее руками, чтобы самому перевалиться через борт. В тот момент, когда одна половина тела была в кузове, а вторая еще висела снаружи в воздухе, я почувствовал удар по телу чем-то тяжелым. Удар был сильным. После него удержаться на борту я не смог и упал не в кузов, а в снег. Уже лежа на снегу, я понял, что ударил меня А. И. Самокиш. <…>К тому месту, где я лежал, подошел небольшой автобус. С громадным трудом я поднялся и, качаясь, побрел к нему. Мой внешний вид внушал жалость. Водитель взял меня на руки и усадил на сиденье в автобусе.