Блокада Ленинграда. Дневники 1941-1944 годов

Виктор Аринин. Нас перевозили через Ладогу ночью. В Борисовой Гриве мне помогли забраться в кузов грузовой полуторки, открытой всем ветрам и морозам. За переезд Ладоги произошло два запомнившихся мне события.

Первое. На Ладожском озере, а точнее, на каком-то его острове, машина остановилась. Водитель, ничего не говоря, открыл борт и только после этого сказал:

– Вылезайте, ребята. Я поеду на заправку топливом.

Мы с большим трудом, помогая друг другу, сползли с машины. Некоторые не могли стоять самостоятельно на ногах. Когда кузов опустел, водитель закрыл борт грузовика и уехал. Мы остались стоять на морозе в полной неизвестности, сколько нам предстояло ожидать возвращения автомашины. Мы даже не знали, вернется она к нам или нет. На наше счастье, она вернулась через час-полтора. Мы были рады. Появилась надежда переехать Ладожское озеро и вырваться за кольцо блокады. Мы снова забрались в кузов. На этот раз без особых происшествий переехали Ладожское озеро. По твердой земле ехали недолго. Наша машина неожиданно вновь остановилась. Ее остановил взвод солдат. Они без лишних разговоров высадили нас из машины, сказав при этом:

– Вылезайте, машина нам нужна ехать на фронт, – а чтобы успокоить нас, кто-то из них добавил: – Идите вон на тот огонек. Там переждете до посадки на следующую.

Вдали действительно светился слабенький огонек. Солдаты быстро сели в нашу машину и куда-то поехали.

Сколько мы шли до огонька, сказать трудно, но дошли. Постепенно подтянулись отставшие в пути. Никто нас не считал, и мы не знали, все ли собрались на этот раз. Ждали долго, наконец ребят в третий раз погрузили на открытую грузовую машину. Окончательно промерзшие доехали до Жихарева.

Борис Друнин. Через Ладожское озеро переправился на автомашине 3I/IC-5 в числе первых. На лед выехали в светлое время суток 6 февраля. В Жихарево прибыли ночью. Мне повезло, ехал в кабине автомашины рядом с шофером. Остальные устроились, как могли, в открытом кузове, но и им счастье улыбнулось. В кузове автомашины оказались подушки. Они помогли ребятам спасти ноги от обморожения. В пути у меня с водителем состоялся такой разговор:

– Ты дверь в кабину не закрывай, – сказал водитель, – если начнем проваливаться под лед, то останется хоть какой-то шанс выскочить. Правда, тебе и открытая дверь не поможет, все равно не успеешь выскочить, не хватит сил.

Немного подумав, водитель добавил:

– Если после войны вскипятить Ладожское озеро, то получится неплохой суп.

– Почему?

– Да потому, что на дно ушла масса автомашин с людьми, маслом, солью и другими продуктами.

Андрей Соколов. Я попал в группу ребят, посадкой которых на автомашины руководил командир первого взвода второй роты Я. И. Циансон. Перед посадкой он построил нас, и мы долго стояли на морозе в строю, хотя в этом не было необходимости. Его далеко идущий замысел стал ясен, когда подошла машина для посадки. Циансон подал команду «смирно» и сначала залез сам, погрузил свои вещи в машину. Затем стал тыкать пальцем то в одного ученика, то в другого, говоря при этом: «Ты в машину <…>, ты в машину <…>». Таким образом, он выбрал из строя самых крепких ребят и заполнил ими только половину кузова автомашины, а затем сказал: «Хватит!» – и прекратил посадку.

Оставшиеся в строю слушали пламенную речь Циансона, которую каждый запомнил на всю жизнь:

– Дети мои, – произнес он трагическим голосом, – ваши жизни полностью доверены мне. Я теперь для вас и мать, и отец, и царь, и бог, и воинский начальник. Поэтому я первым поеду через Ладогу. Вы остаетесь здесь. Машины еще придут, и я вас, дети мои, заклинаю быть сознательными и дисциплинированными.

Впервые я видел человека, который говорит одно, а делает другое. Это был наглядный урок человеческой подлости, полученный в самом начале самостоятельной жизни. После пламенной речи «бог и царь» подал команду для отправки, и машина укатила на другой берег Ладоги. Мы стояли в строю и смотрели ей вслед, слабо соображая, что же происходит, где же забота командира о подчиненных. Ребята свято верили в порядочность своего командира, учителя, наконец взрослого человека. <…>

Подходили машины. Посадкой руководить было некому. Все лезли в кузов кто как мог. Наконец очередь дошла и до нас. Шофер полуторки посмотрел на хаос, творившийся при посадке, сел за баранку, резко тронул с места автомобиль и поехал. Кто был в кузове и не успел сесть, попадали. Я упал на дно кузова. Сил изменить положение, т. е. сесть или встать на ноги, у меня не было. Так всю «Дорогу жизни» я и провалялся в кузове, катаясь по полу и подпрыгивая на каждом ухабе.

Сколько ехали, не помню, но ехали долго и медленно, тяжело перенося этот путь. Часто подолгу останавливались, стояли, трогались и ехали дальше. Слышались какие-то команды, ругань.

Судя по голосам, наша автомашина объезжала полыньи, образовавшиеся от разрывов снарядов и бомб. Что за полыньи, каковы их размеры, мы, валявшиеся в кузове, не видели.