Блокада Ленинграда. Дневники 1941-1944 годов

К тому же она лжет на каждом шагу. Притворяется, кокетничает. Хитра, очень хитра, но меня перехитрить она не в состоянии. Я вижу ее насквозь, и от того мне ее очень жаль. Она отдала свою девичью честь из жадности. Она не подумала о последствиях. Жить сегодня – завтра неизвестно что будет. Она надеялась, что я стану ее любовником, а быть может, женюсь на ней. Она не знала моего эстетического вкуса, духовной чистоты. Меня война еще не изуродовала в этом отношении. Она матери созналась, что отдалась В. в надежде на получение материальной поддержки. Она скрывала от нас свою связь, видимо, надеясь завязать со мной близкие отношения. Однако В., почувствовавший, что его положение шатко, не сообщил нам, что она ему отдалась. Я это ужасно переживал. Она мне сделалась противна. Более того, я ее возненавидел. Она это почувствовала и сказала:

– Ты даже не скрываешь своей ненависти.

– Не умею скрывать ни любви, ни ненависти. И ты постарайся реже попадаться мне на глаза.

Любуясь своим отражением в зеркале, она сказала:

– Я люблю красоту.

– Я тоже люблю красоту, но красоту, сочетающуюся с духовной чистотой.

Мы много наговорили колкостей друг другу, особенно я, стал груб, отвечал односложно, на ее попытки приласкать меня грубо ее отталкивал. Мучаюсь тем, что ею обладал другой. Он приобрел ее за хлеб, украденный у бойцов. Кормит ее из закромов армии. <…>

Одним словом, на Нине я ставлю крест, но на чувство к ней, которое я пытаюсь выжечь из собственного сердца, пока ставлю многоточие. Что будет дальше, обстоятельства покажут.

Я предвижу такой финал. Воинская часть снимается, а вместе с ней и В. Нина останется одна. Будет стараться сблизиться со мной, но это ей не удастся. Она начнет знакомиться с военными и пойдет по рукам. Падет на глазах из-за своей дикой жадности и молодой необузданности. Затем она вернется в Ленинград, на завод, где свяжется с «начальством» и будет вести жизнь, подобную той, что ведут тысячи молодых привлекательных женщин, павших физически и морально.

Как жестоко я в ней ошибся! Думал, она чистый цветок, приносящий драгоценный плод, оказалась она пустоцветом.

Дела наши на фронте плохи. Если так пойдет дальше и союзники не откроют второй фронт в ближайшее время, война будет проиграна. Позор, небывалый в истории России [Б. Б.].

9 августа 1942 года

На лечебном питании погано. Мясо подают нерегулярно. Все невкусно. Обман и обвес. Скандалы с администрацией. Заботы о деле питания не чувствуется <…> [М. К.].

13 августа 1942 года

Тоскливо, пустынно, безрадостно, тихо, безжизненно стало на родной Охте. На улицах и в садах, на газонах и клумбах вместо зеленой травы и пышных цветов растут капуста, брюква, свекла, турнепс и другие овощи. В городе не видно цветов, не слышно смеха и песен.

Народу в городе осталось немного. Выглядят прохожие и проезжие неплохо. Зелень их поставила на ноги. На лицах нервозность и забота. Кажется, войне не видно конца. И все боятся новой зимы.

Трамваи еле ползут, уцелевшие заводы едва дышат. Город устал, постарел за время войны. Так много ран нанесено ему, но красоты еще не утратил. Стоит как старый богатырь весь в шрамах, морщинах, но готовый сразиться с врагом.

У берегов Невы стоят боевые корабли, замаскированные, но настороженные. На базарах вместо цветов продают ботву, прикуривают от солнца с помощью увеличительного стекла, в ходу самодельные зажигалки, женщины на остановках просят оставить покурить. Мертвецов чаще возят в гробах, но и смертность заметно уменьшилась.

Продуктовую норму не увеличивают, и качество падает. О Ленинграде, похоже, стали меньше заботиться, не до него. Немцы подошли к Краснодару. <…>

Нина уходит в армию, чтобы быть с В. вместе. Я с ней очень мало говорил, да и, собственно, говорить не о чем. У нас теперь ничего общего нет. К тому же у нее медовый месяц, а у меня траурное полугодие <…> [Б. Б.].

14 августа 1942 года

Сердце кровью обливается, когда слушаешь ежедневные сводки. Неужели немец победит? Где наши полководцы, армия вооружения? Может, все только на словах? Тысячи вопросов, неразрешимых, тяжелых, безответных, ворочаются в мозгу [Г. Г-р].

17 августа 1942 года

Две недели лечебного питания закончились. На рациональном появились тушеные овощи и картофель вместо каши. Вкусно! <…> [М. К.]

20 августа 1942 года

Инспекторство мое продолжалось до 20 августа. Количество школ сократилось, а вместе с ним и моя должность. Что же вспомнить еще об этом времени? Бегала по школам. Попадала под обстрелы. Бывала на уроках. Как скучно сидеть на уроке зрителем. Хочется заниматься самой. Ребята в большинстве своем хорошие. Столовые в школах заняли видное место. Поначалу было нехорошо, часто случались недоразумения, но они разрешились. Почти все ребята стали заметно поправляться, больных осталось сравнительно немного. В одной школе было два случая заворота кишок. <…>

Внеклассная работа проводится от случая к случаю. Могли ли учителя вести работу, как это требовалось? <…> Некоторые вели <…> [Г. К-ва].