Блокада Ленинграда. Дневники 1941-1944 годов

На 1 ноября 1942 года на ленинградских складах и базах было сосредоточено 49045 т муки, 17190 т зерна, 13901 т крупы и макарон, 1592 т мяса и мясных продуктов, 3505 т рыбы, 2104 т животного масла и 1691 т сахара. Такого количества продуктов было достаточно для снабжения ленинградцев по существовавшим нормам в течение нескольких месяцев.

1 ноября 1942 года

Моя патологическая тяга к сладкому сохраняется. За два с половиной часа съел килограмм двести граммов конфет. Это уже преступление по отношению к семье! Сволочь я! Сегодня к празднику получил: три плитки шоколада – две тут же съел – и килограмм двести грамм сладкого желе – две трети съел. Заел сладкое шротовыми биточками и кашей. Нажрался, что еле хожу, живот раздуло. Потребность в сладком совершенно пропала, чувствую себя свиньей и обжорой. Правда, надежда увидеть родных исчезла. Командировка отложена на неопределенное время, и для семьи беречь гостинцы не обязательно, но все же нельзя быть свиньей и поедать за один присест столько сладкого. Нужно взять себя в руки. Надеюсь, что увеличение пайка до 600 г сладостей в декаду поможет преодолеть эту странную привязанность [М. К.].

Сегодня выходной. С утра убирал комнату. После варил обед, затем ходил на почту. Сделал дверь, носил дрова. Незаметно стало темно.

На заводе в цехе работаем в пальто. Я у себя в конторке поставил печь. Сам сделал трубу. Долго возился с коленами. Остеклил, завтра буду наводить чистоту и уют. <…>

Работаю много. Время летит пулей. Незаметно подошла перекомиссия. Мне кажется, что война затянется до весны, а возможно, до лета… Мне придется отправиться в «третий рейс».

Зима будет не менее тяжелая, чем прошлая. Опять будет много жертв. Люди отупели от голода и усталости, от смертельной тоски по близким. Война натворила много бед. Я пока жив и почти здоров. Почти все мои друзья живы, но разбросаны по стране. <…>

Виктор Иванов и Леонид Смирнов уснули вечным сном. Катюня С. тоже. Веня Мебель погиб. От Поля давно нет известий. Епанчин два месяца назад был жив. От Калашникова и Жукова около двух месяцев не получал писем. Алексей Мартынов жив. О Николае Иконникове ничего не знаю. Баранников под Ленинградом на лесозаготовках. Его не видел с июня. Брат Николай недалеко от Саратова. Катя в Ленинграде. Мать в Колтушах. Я пока дома. Черт возьми! Я, кажется, счастливее всех. Пока что мне везет, судьба хранит меня. Что будет дальше? [Б.Б.].

3 ноября 1942 года

Вечер. Слушаю по радио балетную музыку Глазунова. Скоро праздник. Сегодня на улице встретил друга детства Николая Цыганова. С трудом узнали друг друга. Мы были знакомы восемнадцать лет. Он с малолетства прихрамывает. Мои первые слова были: «Вот видишь, гора с горой не сходятся, а хромые обязательно сойдутся». Спросил его шутя, на какую ногу он прихрамывает, оказалось, на левую, а я – на правую. Забыв неотложные дела, пошел с ним по направлению к его дому. Он сказал, что я здорово похож на отца, а он мне показался крепко схожим со своим старшим братом. Дорогой торопливо делились пережитым. Он с прошлой осени живет один. Семья в деревне. Рассказал мне, как вырвался от смерти. Незаметно дошли до его дома на Ключевой, хотя это далеко от места нашей встречи. Возле его дома прошлой осенью была сброшена бомба в полтонны весом. Пятиэтажный дом разбило вдребезги. Остались одни руины.

Зашли к нему, второй этаж, уютная комната, печка, из съестного – два бочонка квашеной капусты. Я просидел у него около часа, он подарил мне на память трубку. Думаем вместе провести праздник.

Только от него вышел, объявили воздушную тревогу, захлопали зенитки. Я не стал прятаться в убежище, а направился пешком в сторону дома. Тревога длилась ровно два часа [Б.Б.].

4 ноября 1942 года

Жизнь, кажется, налаживается. Но дома постоянно нет хлеба. Неужели это жизнь? Нет должного настроения и чувства. Год назад было, кажется, веселее. Последние дни ноют ноги. Это меня очень пугает, потому что причины ясны, но помочь себе нет возможности.

На работе скучно и неинтересно. Долго нет писем. Совсем становится скучно. Снились какие-то школьные ребята. С какой радостью вспоминаю о прошлом. Оно было невыразимо прекрасно. Петя Власов, Вадька Вязьменский, Беляков – какие хорошие ребята, где они?<…> [Б. З-ва].

5 ноября 1942 года

Вечер, 22 часа 20 минут. Радио отстукивает тревогу. Очень неприятно. Передавали хороший концерт. Программу прервала сирена тревоги. Через несколько минут невдалеке раздался взрыв фугасной бомбы. Давно я этого не слышала и от неожиданности вздрогнула. Да, это страшно, а главное, к разрыву бомбы не привыкнешь.