Без расчета ехать побоялись. И вот я впервые разговариваю с директором завода Иваном Ивановичем Николаевым. Стараюсь как можно убедительнее объяснить свои намерения. Директор очень внимательно выслушал мои аргументы, но в ответ сказал, что расчета он не подпишет, не время уезжать. Я вернулась на участок, где работала раньше.
Все работающие трудились с большой ответственностью. С питанием становилось все хуже и хуже. Все мы выглядели старухами. Мне стало трудно ходить с рабочего поселка, куда переселили меня и Третьякову.
Я выкупала на Ржевке в булочной хлеб до работы и, пока доходила до завода, большую часть, щипая и собирая в руки крошки, съедала.
В начале февраля 1942 года меня постигло первое горе. Чей-то неблаговидный поступок обрекал меня на смерть. Но по сей день я надеюсь, что это было сделано ради спасения очень близкого человека.
Вернувшись из столовой, я на своем рабочем столе положила муфту, где лежали карточки. Меня куда-то по работе срочно вызвали, и я ее не взяла. Вернувшись, обнаружила, что карточки исчезли.
Кроме работающих в моей смене, меня некому было поддержать, все старались мне помочь. Если бы не мои женщины, Настенька Козлова, работавшая на складе, и мое обитание на заводе, я бы не выжила.
Кто-то из живущих в близлежащем от завода пригороде, у которого стояли военные, приносил мне обрезанные вареные конские кости. Кто-то давал что-то пожевать, Настенька Козлова давала мне кусочки ремня. Оставаясь круглосуточно на заводе в помещении медпункта, где находились дежурные по заводу, ходила с ними в столовую на Капсюльное шоссе. Привезенную баланду, полученную по заводским талонам, выпаривали на буржуйке, которую топили ломаными ящиками, не подлежащими ремонту и отправке в них изделий, делали лепешки. Там и согревались. Зима была лютой.
Несмотря на ужасную слабость и отеки, во время налетов выводила работающих из мастерской, взбиралась на наблюдательную вышку, где всегда были дежурные, и с болью смотрела, что творят враги с красивейшим городом и его жителями. Так пережила февраль.
29 марта 1942 года около 7 утра произошел взрыв на станции Ржевка. Рвались два эшелона с боеприпасами, подготовленные к отправке. Из-за чего это произошло, не знаю. Может быть, шальной снаряд попал в станцию. Взрыв повлек за собой много жертв, ранений и разрушений.
Сильно пострадал дом в рабочем поселке, в котором я и Третьякова жили. Мы остались без крова. В своей 8-метровой комнатушке с разбитым при взрыве окном и осколком зеркала приютила нас работница моего участка Елизавета А-вна Михайлова. Была у нее только одна кровать. Мы часто спали вместе, согревая друг друга. Через некоторое время после умерших в этом доме освободились две комнатки.
С приходом весны выжившие приободрились. На лицах проскальзывали улыбки. Пошли трамваи, периодически подавали воду и включался свет. На остановке Панфилова стала работать баня. Молодежь стала следить за внешним видом. Во время работы я была мастером, а во время обеденного перерыва становилась парикмахером-самоучкой. Мы уходили на валы, и я там причесывала тех, кто обращался ко мне с этой просьбой.
Появился подножный корм: крапива, лопухи, лебеда, который, к сожалению, после взрыва опасно было рвать в лесу. В мае нам выдали доппаек. Лето согрело своим теплом. В свободное от работы время заводчане ходили на уборку района. Город почувствовал дыхание жизни, появилась надежда на победу. Уже некоторые города были освобождены. Все ждали снятия с города блокады. Долгожданный день наступил 18 января 1943 года. Блокаду прорвали. Счастливых лиц оставшихся в живых людей не описать словами. У людей появилась надежда на встречу с эвакуированными близкими. Завод по-прежнему работал с большей нагрузкой. Его изделия отправлялись на фронты из-под рук. В середине 1943 года началось награждение медалью «За оборону Ленинграда». В октябре месяце меня тоже наградили этой медалью.
Летом я стала получать письма от мамы. Она вернулась в освобожденный в августе 1943 года Харьков одна. Отец умер в эвакуации в 1943 году, в октябре погиб на фронте брат. Мне необходимо было поехать в Харьков.
Я вновь обратилась к директору завода и окончательно убедилась, какой он душевный человек. Он удовлетворил мою просьбу предоставить отпуск для поездки в Харьков и безоговорочно подписал мое заявление. Я проехала по дороге страшных разрушений. Повидалась с близкими, оставшимися в живых, почтила память убитых фашистами и вернулась на завод.
5 ноября 1943 года
Получил извещение от 5-го отделения милиции о местонахождении моих документов. Это облегчило груз на моем сердце. Хлопочу новые карточки взамен утерянным. Вот уже третьи сутки не смыкаю глаз. Работаю в ночь, а днем хлопочу о своем несчастье [А. Е.].
6 ноября 1943 года
После упорных хлопот и хождений сегодня получил карточки. Выдали не рабочую, а иждивенческую, но и этому невероятно рад. Возвратили мне и документы, к тому же без всяких штрафов [А. Е.].
7 ноября 1943 года